слова, похоже, кто-то заговорил ее устами… Видно, надеялся остановить Арроя.
– Но, может, лучше эту тайну не трогать, пусть себе лежит на морском дне до скончания времен. Я видел, что ты хотел остановить Рене. Но передумал.
– До скончания времен… – задумчиво повторил Эмзар, – боюсь, это невозможно. Что-то и раньше будило Древнее Зло… Я не верю, что Белый Олень уничтожен. Мы его не слышим, это да. Но мы его не слышали и раньше, пока он не вырвался на волю. Нет, Клэр, нынешняя победа – это не более чем передышка, и чем длиннее она будет, тем больше окрепнет и Олень, и то, что с ним связано, и о чем мы еще не знаем. Если Рене не сумеет узнать, в чем дело, и если мы не справимся с этой напастью сейчас, придется готовиться к худшему…
– Но не лучше ли было рассказать Рене все.
– Он и так это узнает. Не забывай, что с ним Рамиэрль. Если Лунные все еще там, они поймут друг друга и решат, что делать дальше.
– Разве это не очевидно? Мы должны объединиться и покончить с угрозой раз и навсегда.
– Ты действительно стал похож на человека, Клэри… Олень и его клевреты – тут, непонятное зло – за морем, а нас слишком мало, но мы бессмертны. Лунные, будь они в силах что-то сделать, давно бы это сделали. Если мы погибнем, а передышка между двумя нашествиями будет достаточно долгой, чтобы смертные вновь все позабыли, кроме нас, открыть им глаза будет некому. Рене, Роман и Герика избраны, им и идти. А нам ждать и готовиться к новым битвам, – Эмзар откинул со лба прядь волос жестом, до боли напоминающим жест Рене Арроя, – я очень рассчитываю на гоблинов, Клэр. Они не имеют души и потому менее уязвимы для магических атак, чем люди.
То, что сотворил Годой с графом Койлой и Зеноном, с ними не пройдет. Что-то мне подсказывает, что Уррик недолго останется офицером на арцийской службе. Он вернется в горы, и скорее всего южные гоблины признают в нем вождя, а его сын, если, конечно, пойдет в отца, может стать и первым горным королем… Я не знаю, кто по сути сын Уррика и Иланы – гоблин или человек, но хотелось бы, чтобы он знал и ценил не только отца, но и мать.
– Ты много думаешь о Благодатных землях, – тонкое лицо Клэра осветила нечастая улыбка, – почему же тебя удивляет мое желание остаться с наследником Рене? – Осенний Рыцарь резко сменил тему. – О судьбе Нанниэли ничего не известно? Может быть, она все же отыскала Дорогу?
– Вряд ли, – Лебединый король задумчиво обвел глазами зеленеющие поля, – я не знаю, что с ней, но отчего-то мне кажется, что она погибла. А Дорога, что ж, возможно, когда-нибудь мы ее и найдем…
– И, если это случится, ты расскажешь об этом клану?
– Да, – твердо ответил Эмзар. – Мы выполнили свой долг перед Рассветными землями и вольны уйти. Впрочем, решать буду не я, а все, кто бросил на весы в этой войне свою жизнь и свою душу. Я же только их первый слуга. Хотя я надеюсь, что теперь Лебеди по-настоящему вросли в Арцию и не покинут ее даже ради прежних богов…
– Может, и так, – Клэр потрепал Топаза по золотистой шее, – но даже если все уйдут, я останусь. И Рамиэрль, я уверен, тоже. Прощай, Эмзар…
– Прощай, – Лебединый король стиснул тонкие пальцы скульптора, ставшего рыцарем, – если б я решал только за себя, я бы решил так же…
Быстрые холодные реки, запах смолы и хвои, непорочная чистота эдельвейсов, громкие крики синих птиц, облака, лежащие у твоих ног… Разве может быть что-то прекраснее гор?!
Уррик и Криза, держась за руки, стояли на вершине Гиаты[138] и следили, как утренний туман под лучами солнца откатывался вниз, расползаясь по долинам. Наконец-то они были дома! Свободные, счастливые, исполненные уверенности в своей правоте! Как бы ни был красив Мунт, какими бы смелыми и честными ни оказались некоторые из встреченных ими «других», по-настоящему счастливыми можно быть только здесь. Солнечные лучи россыпью брызнули на склон, и роса заполыхала сотнями бриллиантов, а бриллианты на вплетенной в черную косу Кризы неувядаемой белой розе – подарке Рамиэрля – засверкали подобно росе…
– Я знаю, что я сделаю, – Уррик сжал руку подруги, – но об этом будут знать только избранные!
– О чем ты?
– О клятве, которую я принес. Клятве верности крови Омма…
– Но Рене вовсе не просил тебя об этом, – возразила Криза.
– Плоха та клятва, которую вымогают, господарь Рене сам принял свой обет, и сам его исполнит… Исполнят и те, кто пошел за ним… Никто не заставит нас делать больше, чем мы сами. Ты убила старуху, но не ее Слово! Я знаю это, и ты знаешь. А значит, рано или поздно кровь Омма вновь призовет нас, и мы должны быть готовы. Я расскажу старшим мужчинам Юга все, и пусть те, кто хочет, подтвердят мою клятву. Это знание будет передаваться из рода в род, от отца к сыну, пока не придет время спуститься с гор и исполнить ее.
– Потому ты и решил вернуться? Но мы же обещали Рамиэрлю, что не оставим сына императора?
– Ты достойная женщина, Криза, – Уррик ласково улыбнулся, – и знаешь, что мужчина решает, а женщина идет за ним не спрашивая. Но лучше бы ты спросила, а не мучилась всю дорогу. Мы не нарушим слово, нет. Мы проводим этот год с родными. Я возьму своего сына и тех, кто поклянется охранять императора, и мы вернемся. Я говорил с Клэром из клана Рамиэрля, он останется рядом с сыном Рене, пока мы его не сменим, а может быть, и дольше…
– Клэр знает, зачем мы ушли?
– Да. И повелитель Лебедей, брат отца Романа. Он и укрепил меня в моем решении. Те, кто искупил свой грех, говорят, что беда уснула, но может проснуться.
– Они так говорят? – в глазах Кризы промелькнул чисто женский испуг. – Неужели все начнется снова…
– Нет, – подумав, ответил Уррик, – не снова, оно начнется там, где кончилось сейчас, и никто не знает, какой дорогой и когда придет наша судьба. Но мы должны быть готовы…
