что и в моих, когда я еще не была Эстель Оскора. Мне удалось так слить свою Силу с его, что сам Ройгу не разобрал бы, где начинается одна и кончается другая. Это было красиво. Не спорю, артефакты Скорбящих были сработаны с выдумкой, но мы видывали и не такое!
Впрочем, было бы нелишним докопаться, кто и когда сработал Цепь и пламенное Кольцо. Вот уж что я сделала с удовольствием, так это их разрушила. Это был риск: к Силе, выплеснутой крысенышем на Шарля и отброшенной мной назад, пришлось добавить изрядную долю моей собственной. Умей эти ублюдки разделять поражающее и отражающее заклятия, они бы поняли, что вторичное было раз в двенадцать сильнее первичного. К счастью, тем, кто делал Кристаллы, было далеко до умника, создавшего Цепь. Страшно было подумать, что бы стало с тем же Шани Гардани или Стефаном, окажись в руках моего покойного отца подобная штука. Зато теперь судебные маги остались без своих главных «аргументов» в споре. Правда, герцогу тоже досталось. Я, как могла, его прикрыла, но как шлем не полностью гасит удар, если тот достаточно силен, так и мой щит, хоть и спас от магического огня, не защитил от откатной волны. Что ж, придется красавцу Шарло денек полежать, а потом походить с больной головой, зато он жив и свободен.
Все закончилось хорошо. Справедливость восторжествовала. Тагэре оправдан, Цепь разрушена, Кольцо тоже, Эстела свободна, и никому и в голову не придет, что она бежала. Возможно, кое-кто решит, что Виргиния, отдавая приказ дочери ре Фло немедленно покинуть обитель, уже была не в себе, но это не наша забота. Насколько я поняла этих бледных поганок, они будут сохранять лицо, старательно делая из пускающей слюни идиотки мудрую и благочестивую правительницу, а значит, Эсте ничего не грозит. Ну и славно! Пора было приниматься за настоящее дело. И все же сердце у меня было не на месте.
Глупо, но Эстела, ее братец и особенно герцог Тагэре не отпускали меня. Я уже поняла, что благородство в Арции нынче не в почете и, в конце концов, мы в ответе за тех, кому единожды помогли. Да и что случится, если я уверюсь в том, что дети благополучно выбрались из этого змеиного болота? Ну, потеряю день или два, что это в сравнении с Вечностью?
Уходя в бой, я не должна оглядываться, гадая, не случилось ли чего, а я уже поняла, что не найду себе места, пока не уверюсь, что моя троица в безопасности. Что ж, эти провожания будут моей последней глупостью. Никаких войн я для них выигрывать не стану, пусть сами справляются. Я изрядно тряханула циалианок и вырвала зубы у синяков и Скорбящих. Надо думать, на какое-то время бледная магия ослабнет, и многое может быть решено с помощью честного меча. Ну и интриг, конечно, как же без этого, но тут уж пусть сами выкручиваются. Из Тагэре, сразу видно, интриган еще тот, а вот Эстела, когда подрастет и поумнеет, возможно, и научится играть. Выдержка у нее есть, а в бытность ее воспитанницей она довольно ловко скрывала свои чувства. Да и отец у нее вроде бы неглупый, авось приглядит… Решено, подожду, пока Шарль придет в себя, на что уйдет несколько дней, а потом провожу их до городских ворот. Или лучше до границ Тагэре.
Нет, хорошо все же, что я под магический шумок, поднятый в Замке Святого Духа (Шарль сопротивлялся не хуже, чем в свое время Шандер), сменила обличье, а эти дураки и не заметили. Они совершенно не береглись, подняли сильнейший магический трезвон, не поставив самой простенькой защиты вдоль стен. Не знаю, может, им нравилось, что другие обладатели Кристаллов или собственной ненаведенной Силы чувствуют их мощь, но в этом потоке можно было утопить сотню небольших, но действенных заклятий, в том числе и трансформирующих.
Если бы мне не нужно было хранить инкогнито, я бы запросто спалила ползамка, развернув энергетический поток, но, во-первых, там был Шарль, а во-вторых, корень зла находится в совершенно другом месте. Мне еще предстоит с Эрасти или в одиночку его найти и вырвать. Я удержалась от искушения устроить большой шум и просто стала кошкой, подождала, покуда из Замка выедет карета, и пристроилась между кузовом и кучерским сиденьем. Дальше было и вовсе просто. По дороге я окончательно убедилась, что герцог человек сильный и очень любящий жизнь (мне такие всегда нравились), а его тюремщик – редкостная мразь, которую я и прикончила чуть ли не с удовольствием. Теперь в моем распоряжении была пара дней, которые можно потратить на разведку. Потом, чтоб не пропустить отъезда моих подопечных, придется засесть в бывшем дворце Сезара (уж не знаю, как зовут нынешнего Мальвани), так что времени лучше не терять.
– Ты уверена, что толстуха здесь ни при чем? – Жан Фарбье с негодованием посмотрел на свою любовницу. Временщик имел обыкновение во всех неудачах винить кого угодно, но не себя. Диана нашла бы, что ему ответить, но она была слишком подавлена случившимся и не склонна затевать ссору. Ссориться можно, когда дела идут на лад, но, если что-то не сварилось, надо отбросить лишнее и действовать.
Женщина чуть помолчала, подбирая слова, одновременно понятные и необидные, и, вздохнув, сказала:
– Агриппина – псина Виргинии, а та спит и видит от меня избавиться… Именно потому я уверена: Фей- Вэйя ни при чем. Я следила за толстухой с самого начала. У нее есть Кристалл, чего и следовало ожидать, но она ничего не предпринимала, только вынюхивала.
– Тогда кто? – Фарбье сорвался с места, едва не своротив столик с молитвенником и фруктами, и заметался по комнате. – Такого просто быть не могло!
– В то, что за Тагэре вступился святой Антоний, ты не веришь? – поинтересовалась Диана, отщипнув от кисти винограда пару ягод.
– Ты что, издеваешься?
– Нет, что ты! Просто это расставило бы все по местам. Тагэре не виноват, а посему оправдан судом горним вопреки суду земному. Но я в это не верю!
– Но должно же быть какое-то объяснение! Как он смог разомкнуть Цепь, а потом спалить ее вместе с этим недомерком, как бишь его звали?
– Иаков. Судебный магик четвертой ступени Иаков Эвгле, и хорошо, что он. Паршивый был человечишко, вечно на всех доносил, чтобы их место занять, и при этом ни одной юбки пропустить не мог, – Диана нервно рассмеялась, – причем чем крупнее была девица, тем выше подпрыгивал наш малыш. Прямо как мопс, пытающийся на борзую заскочить…
– Хм, – неожиданно для самого себя улыбнулся и Фарбье, – а я видел такое однажды… У матери всяческие псеныши на каждой подушке валялись, так один как-то раз за медвежьей гончей припустился, вот смеху-то было… Ладно, ну его, этого Иакова, хорошо, что кто-то путный не сгорел. Но ты хоть представляешь, как это было сделано?
