– Старый закон прост, – поднял руку Альдо Ракан, – в Высокий Совет попадают по праву рождения. Король волен в жизни и свободе подданных, но даже он не может лишить их того, что они обретают по праву крови.
Алва, Савиньяки, Дораки, фок Варзов предали свою честь и свою кровь, но они есть, и пока они есть, в Высоком Совете остается тринадцать человек.
По обычаю, глава Великого Дома говорит за отсутствующих вассалов. Ричард Окделл! Тебе принадлежат Слова графа Карлиона и графа Берхайма, пока те не прибудут ко двору. Валентин Придд, граф фок Варзов предал короля и Талигойю, и я забираю у него его Слово и вручаю твоей чести.
Робер Эпинэ, в доме Молнии – два предателя. Савиньяк и Дорак. Их Слова отходят к тебе, как и Слово отсутствующего графа Ариго, которого мы надеемся увидеть в этих стенах...
Сюзерен говорил всем, но Дику казалось, что слова государя предназначены только ему. И еще Вечности.
Если днем метаться по городу, а ночами читать бумаги, через неделю будешь засыпать хоть за столом, хоть в церкви, хоть на Высоком Совете. Лишь бы тебя не дергали.
Робер Эпинэ с силой сжал резные конские головы, но они были слишком гладкими, чтобы впиться в ладони, а сон затягивал, как болото. Вассалы на своих скамьях, стражники у дверей, колонны, статуи, фрески сливались в дрожащие пятна и отъезжали куда-то вдаль. И еще, как назло, было тепло и тихо. Ровный голос Альдо не мог тягаться с сонным маревом, из которого выныривали то физиономия Карваля, то пороховые мельницы, то стены Багерлее, над которыми кружило воронье. Ветер нес пожухлые листья, старый клен скрипел, жаловался, просил снять с него веревки, он не может уснуть, пока рядом бродит повешенный. А повешенный не уйдет, потому что у него нет имени. Значит, весны не будет, она больше не придет в Олларию, ее просто не впустят...
Рука Эпинэ соскользнула с подлокотника, герцог вздрогнул и поднял голову, неподъемную, как у мертвого коня. Спать было нельзя, не спать было невозможно. Иноходец с силой прикусил губу, потом щеку, солоноватый вкус во рту вернул Первого маршала на Высокий Совет. Альдо все еще говорил. Ноздри сюзерена раздувались, глаза блестели – он не хотел спать, он хотел царствовать.
– Мы вернем Золотой Анаксии ее величие, – объявил Альдо Ракан украшенной коронами двери, – мы пройдем от Седого моря до Померанцевого.
От Седого до Померанцевого? Зачем?! На юге Талиг и так выходит к морю, но нам не до тонкостей землеописания, нам нужно все и сразу. «Золотая Анаксия» корячится в столице и полутора графствах, а сюзерен сдирает шкуры с неубитых волков и натягивает их на зайцев.
Робер Эпинэ дорого бы дал, чтоб не слышать, что несет Альдо, но затыкать уши на Высоком Совете – это слишком. Даже для Первого маршала.
– Нам не нужны огрызки с марагонского стола! – вещал человек, ни единого дня не живший за собственный счет. – Мы отказываемся от всех побед Олларов. Вернее, от подлостей, которые узурпаторы и их последыши называют победами. Нам не нужна варастийская зараза, бергерские камни, марагонские зыбуны! Все, что лежит за пределами Талигойи Раканов, может отправляться к кошкам. До поры до времени! Мы начнем с того, чем закончил Эрнани Одиннадцатый, и придем к тому, чем владел Эридани Великий!
Лэйе Астрапэ, что он плетет?! Это не упрямство, не сумасшествие, а нечто бо?льшее. С такой рожей только вирши девицам читать, но не царствовать и не воевать.
– Мы есть закон, – возвестил потомок Раканов, – и мы есть власть! Мы и наши кровные вассалы. Остальные – лишь слуги анаксии. Мы напоминаем Повелителю Скал, что он владыка Полуночи и Рассвета и отвечает перед нами за земли, лежащие к северу от Раканы.
Ракана?! Это еще что такое?
– Вы удивлены? – Альдо довольно усмехнулся. – Вы думали, я верну своей столице имя, которое у нее отобрал марагонский бастард? Нет! Мы не желаем возвращать времена угасания. Кабитэла – это имя поражения, а нам нужно имя победы, залог силы, успеха, могущества. Столица – сердце империи, сердце подвластного нам Зверя, и залогом этого да будет ее имя. Ракана – главный город Золотой Анаксии! Ракана – столица Золотых земель! Ракана – центр мира и мироздания! Лэвон, лэвайе, эорианэ!
Непонимающие взгляды Придда, Борна, Рокслея, счастливое лицо Дикона, неуверенный писк Тристрама.
– Лэвон лэвайе эорианэ! – Бедные гвардейцы не понимают, что орут, для них это просто странно звучащие слова. Такие же дурацкие и непривычные, как их новое название.
– Лэвон лэвайе анаксэ Альдо! – Виконт Мевен с трудом сдерживает смех, для него происходящее забава, надолго ли?
– Лэвон лэвайе анаксэ Альдо! – Дикон выхватил шпагу, его примеру следуют Рокслей и Тристрам...
– Лэвон лэвайе... – А вот Придду все равно, что повторять – молитву или языческие здравицы. Удо Борн, то есть Удо Гонт, и вовсе не знает, чего от него хотят. И слов нужных не знает, не научили еще.
– Лэвон лэвайе, – требовательный взгляд сюзерена, старые, забытые тысячелетия назад слова, старое, вытащенное из Заката безумие. Может, это все-таки сон? Сон, в котором нужно кричать.
– Лэйе Астрапэ! – Золотые листья-искры, грохот копыт, крики ястребов, пронзительное ржание. – Лэйе абвение лаэтарэ!
Древние слова, новые места, вечная глупость, а сюзерен опять говорит. Теперь о могилах.
– Мы воздадим должное и чести и предательству. – Альдо ненадолго замолчал. – В Старом Парке будет храм, мы перенесем туда останки короля Эрнани. Рядом со своим сюзереном обретут пристанище его защитники Алан Окделл и Эктор Придд. Повелитель Скал, Повелитель Волн, вы слышите меня?
– Мой король! – Ричард с горящими глазами срывается с места. – Мой король!
– Да, Ваше Величество, – наклоняет голову Придд.
– Что до узурпатора и его прихвостней, – несется дальше Альдо, – то они не должны осквернять собой землю Раканы. Перед нашей коронацией бастард и его приспешники будут вывезены за пределы столицы и сожжены, а пепел развеян над марагонским трактом.
