Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Закат

графиней Борн, а ее дочь – графиней Ариго. Служители Создателя порывают с миром, но обретают корни в том ордене, что принимает их. Я вручил себя Славе. Что вы думаете о моем шадди?

– Вы ждете откровенного ответа?

– В том, что касается шадди, – безусловно. Герцог Эпинэ не избалован, его похвалы льстят, но не способствуют совершенствованию.

– Я привыкла к другому сорту. – Шадди, Иссерциал и убийство… Неплохо для первого разговора, если Левий в самом деле знает про Кару. – Западные зерна дают более мягкий вкус.

– Зерна Зегины резче, хотя бодрят те и другие одинаково. Я смешиваю запад и восток один к трем, но готов изменить соотношение по вашему вкусу.

– Не стоит. – Пусть скажет еще что-нибудь… светское.

– Вы мне доверяете?

– Не совсем, – сощурилась Арлетта. – Говорить о доверии имело смысл до того, как возрадовались крабы. Сейчас Талиг вам нужен, значит, вы можете быть лишь на нашей стороне.

– Не совсем. – Так улыбаются мужчины, привыкшие уговаривать женщин. – Люди по сотне причин принимают невыгодную на первый взгляд сторону. Святой поход против еретиков – не только стрельба из пушек и проклятия под орган. У Церкви и смиренных и не слишком слуг ее много возможностей, а кое-кто ставит дела Создателя, в своем понимании, разумеется, выше личной выгоды.

– Не понимаю. – В самом деле не понявшая намека графиня тронула ложечкой гущу. – На что вы рассчитываете? Что я откажусь от второй чашки?

– В таком случае я поступил бы проще и подал шадди по-эйнрехтски.

– Вы знаете мои вкусы?

– Нет, но я знаю вкусы рожденных у Померанцевого моря, а про корни мы уже говорили. – Его высокопреосвященство изящно, как фехтовальщик или танцор, поднялся и направился к жаровне. – Ваш визит, сударыня, застал меня врасплох. Не скрою, я хотел просить Эпинэ посодействовать нашей встрече, но не раньше, чем получу ответы на свои письма от регента и Проэмперадора Юга. Как говорят в Эпинэ, вы же не станете заказывать соус, пока форель еще в ручье?

– Я – нет, но я не граф Валмон, а графиня Савиньяк. Если Валмон захочет форель, у него будет форель, а раз так, почему бы не выгадать время на приготовлении… соуса?

3

Рихард поджидал в роще на берегу Зенке. На темнеющей дороге было пусто, издали доносился собачий лай, ленивый и сытый. Эдакая идиллия, в которой погоням, заговорам и казням просто нет места. Вырвавшийся из тряского ящика Руппи блаженно потянулся и плюхнулся на траву. Максимилиан обтирал подуставшего Краба, «кучер» осматривал колеса. Фельсенбургу было стыдно за собственное безделье, но отупение перевешивало совесть.

Подошел Рихард, уселся рядом, протянул флягу.

– За удачу!

– За нее! – Один глоток, и хватит, эта роща – только передышка. – И за нас.

– Как все прошло?

– Согласно диспозиции. Даже странно…

– Господин Кальдмеер здоров?

– Не слишком.

Надо быть разговорчивей, только язык ворочаться не желает. Это даже не усталость. Наверное, так чувствуют себя осенью деревья – все идет как положено, но сам ты колода колодой, только деревьям не забираться в седло… Полчаса на бережке, и они разъедутся. Моряк отправится к морю, кавалеристы с шиком переедут Зенке и, чередуя рысь с галопом, поскачут дальше, на Метхенберг, чтобы к утру загнать колымагу в болото и с упряжными в поводу повернуть на юго-восток, возвращаясь к месту службы. К ночи лишних лошадей отпустят, и волочащиеся поводья расскажут любому о разгильдяе-хозяине. То, что Руппи успел понять о подданных его величества, подсказывало: искать оных разгильдяев, дабы вернуть им собственность, никто не станет…

– Руперт!

– Да?

– Мы с Максом хотим быть уверены… Прости, не так выразился. Ни я, ни Макс не сомневаемся…

– Но мы должны услышать это от тебя, – поспешил на помощь Максимилиан. – Вы ведь отправляетесь не в Талиг? Только пойми нас правильно.

Руппи понимал. На месте кавалеристов он бы тоже спросил, только раньше и резче.

– Мы не хотели тебя сбивать, – словно подслушал Рихард, – но теперь все получилось, осталось только решить…

– Мы уйдем на север, – перебил Руппи. – В Седые земли. Вернемся, когда в Эйнрехте не останется ни Фридриха, ни этой жабы Бермессера…

– И когда это, по-твоему, будет?

– Не позднее весны. – А вернее, уже осенью. Бабушка Элиза могла бы выжидать, иди у регента все наперекосяк, но успехов герцогиня не спустит никому, кроме сына. Будущего кесаря.

– Куда кошку денешь? – совсем другим тоном спросил Макс, и Руппи понял, что ему верят.

– В седельную сумку, куда ж еще?

– Давай мы подкинем ее в какой-нибудь трактир.

– Нет. Мне пора, иначе я просто не встану. Макс, как тебе Краб?

– Бочит, но хорош! Будто и не от самого Эйнрехта бежал, но ты ему отдышаться дай все-таки. Жаль такого загонять.

– Вот ты и не загоняй! Краб из Фельсенбурга… Не хочу его бросать на постоялом дворе.

– Мы вернем его в замок.

– Некому возвращать… Так что теперь он твой. Хочешь, расписку напишу? Хотя нечем…

– Я взял письменный прибор, – вмешался Рихард. – Расписка нужна, и не только про лошадь. Руперт, мы постараемся все скрыть… до твоего возвращения, но на всякий случай засвидетельствуй, что мы не принимали участия в налете.

– Рихард работал у дяди-законника и считался его наследником, – объяснил Максимилиан, – только дядя женился, и наследником стал его пасынок, а Рихард вступил в полк. Но занудой остался.

– На занудах держится мир, – утешил Руппи. – Давай свой прибор, фонарь и диктуй. Мне лень думать.

Законники понесли в лице лейтенанта Штаудица немалую потерю: кавалерист оттарабанил дарственную на Краба и свидетельство о неучастии в налете, как не всякий монах «Ураторе Кланниме», осталось только записать и заверить. Руппи так и сделал, после чего вытащил третий лист. Мысль о письме Бруно была внезапной и правильной. Если что и оставалось доделать, то именно это.

«Господин фельдмаршал! – писал Руперт фок Фельсенбург. – Ставлю Вас в известность, что счел своим долгом перед Дриксен и совестью освободить адмирала цур зее Кальдмеера, приговоренного под давлением самозваного регента и его сообщников к смертной казни. Я считаю этот приговор, равно как и регентство принца Фридриха, незаконным и действую в соответствии с Морским Уставом Дриксен, требующим спасать адмирала цур зее любой ценой. Я сожалею о гибели пятерых солдат, но избежать этого было невозможно.

О месте, куда мы направляемся, сообщать считаю излишним. Вам следует знать лишь то, что адмирал цур зее и мы, его спутники, верны Дриксен и кесарю.

Я помню, что я всего лишь лейтенант флота, а Вы – фельдмаршал. То, что я имею Вам сказать, я говорю как наследник дома Фельсенбургов. Оставив барона Кальдмеера без помощи, Вы и Ваши союзники поступили бесчестно, и я готов ответить за эти свои слова. Тем не менее поздравляю Вас с военными успехами, хоть они, как я имел возможность убедиться, укрепили положение принца Фридриха.

Надеюсь, что Вы остаетесь в добром здравии, так как в Дриксен, к сожалению, нет лучшего военачальника. Соответственно, я всегда приму сторону офицеров Вашей армии, буде им придется оказать Вам ту же услугу, что я оказал своему адмиралу…»

4