позвали пана Кузьминского и принялись обсуждать, что делать.
После долгих споров решено было: Рутковский, собрав надежных людей, устроит засаду в доме Елены Процковой.
— Заберите все ружья, все веревки, — твердил пан Волянский. — Только поймайте, только не упустите его. Мы будем перед самим царем хлопотать о награде для вас, пан Рутковский, если вы избавите нас от этого чудовища!
— И не надейтесь на веревки! — наставлял пан Кузьминский. — Он их рвет, как солому. Пулей, пулей берите его! Об этом меня особо предворял пан исправник!
— Да, да, пулей, — подтверждал пан Волянский. — И без всякого стеснения. Он, гайдамак, давно уже того заслужил.
— Панове, все это так, — сказал Рутковский, который видел, что деваться ему некуда, придется идти в засаду. — Но где людей надежных взять? Ведь все хлопы почитают Кармалюка чародеем…
— Упаси вас бог! — испугался пан Волянский. — Хлопам об этом нельзя говорить ни единого слова, а то они предварят Кармалюка! Только шляхту берите! Среди нашей славной шляхты еще не перевелись храбрые рыцари!
Но «храбрых рыцарей» с трудом нашлось всего пять. Это были повар, лакей, мельник, то есть мелкая, пресмыкающаяся возле панского стола шляхта. «Крестьян из опасения измены не посвятили в тайну предприятия. Мелкий осенний дождь, темнота ночи — все благоприятствовало. Двое засели в хате на печке, чтобы не спускать с глаз женщин. Три других, имея во главе Рутковского, разместились в обширных сенях. В случае неудачи оторвали несколько снопов соломы из крыши. Было это, правда, не по-рыцарски, но что вы хотите от мирных каричинских жителей. И то следует удивляться, — заключает Ролле описание этого приготовления своих соотечественников к бою, — откуда у них набралось столько храбрости».
Время тянулось медленно. Вот уже первые петухи пропели, вот вторые подали голос, а Кармалюк не появлялся. Рутковский решил, что его предупредили о засаде, но, боясь, как бы Кармалюк не напал на него, когда он выйдет из хаты, ждал рассвета. Вдруг послышались во дворе шаги, и кто-то сильно, требовательно застучал в окно. Все оцепенели от страха. Стук повторился. Рутковский толкнул Елену в спину; иди, мол, открывай. Не подходя близко к окну, она спросила прерывающимся голосом:
— Хто там?
— Открывай!
— Зараз… зараз, батьку… — узнав голос Кармалюка, заметалась по хате Елена, — зараз открою…
Когда Елена открыла дверь, Кармалюк, не входя в хату, спросил:
— Есть Юрко Самков?
— Был да ушел недавно, — соврала Елена.
— Я ж тебе говорил, чтобы он был непременно! — сердито сказал Кармалюк. — Говорил я тебе это?
— Говорили, батьку… И я позвала его… Он ждал-ждал и совсем недавно ушел. Он думал, что вы уже не придете, — врала Елена, трясясь от страха.
В то время когда шел этот разговор, Рутковский, пользуясь тем, что ночь была очень темная, начал пробираться к двери, чтобы схватить Кармалюка сзади, как только тот войдет в сени. Кармалюк, услышав шорох, спросил, выхватив пистолет из-за пояса:
— Кто там?
— То… то овцы! — быстро нашлась Елена, так как овцы действительно были в сенях. — Варко! Выпусти овец! — повернулась в хату Елена. — Скоро уже утро…
— До утра еще далеко! — остановил Елену Кармалюк, поверив ей, ибо из сеней несло характерным запахом овчарни. — Надобно проспаться…
— Так заходьте, батьку… — пятясь от него, как от привидения вдруг перешла Елена на шепот. — Заходьте…
Кармалюк шагнул через порог и сразу же увидел за дверью Рутковского с наставленным на него ружьем. Он выхватил пистолет, но успел только курок взвести, как Рутковский выстрелил. Кармалюк, раскинув руки, как бы силясь удержаться за косяки двери, со всего маха упал навзничь…
«1835 года октября 11-го дня, в селе Каричинцах-Шляховых свидетельствовано было мертвое тело Кармалюка, имевшего от роду лет 50 и телосложение крепкое. Сей преступник 10-го октября застрелен из ружья во дворе одного крестьянина, и на месте, на котором получил он огнестрельную рану в голову, имеются следы большого количества крови, истекшей из раны.
При наружном осмотре тела оказалось: 1. Волосы на голове русые, остриженные по-шляхетски, борода чисто обрита, усы русые, подстриженные.
2. Лоб широкий, открытый, глаза большие серые, нос большой горбатый, скулы выдавшиеся, не имеется двух нижних передних зубов.
3. На лбу и на обоих висках близ наружных углов глаз — по два синеватых рубца от клеймения, какое делается преступникам после наказания кнутом.
4. Часть левой височной кости, половина левой темянной кости спереди и сзади, часть лобной и часть затылочной кости с левой стороны раздроблена…
5. Большой рубец над правою лопаткою и по одному рубцу на обеих ногах от каких-то ран.
6. Очень приметные полосы вдоль спины от наказания кнутом.
Свидетельствовал летичевский уездный штаб-лекарь Дроздов».
Из Каричинцев-Шляховых тело Кармалюка под охраной солдат — его и мертвого боялись — повезли в Летичев. По дороге останавливались во всех селах и показывали его, чтобы народ убедился, что Кармалюк убит. В Летичеве завезли во двор тюрьмы и показали всем арестованным: смотрите, мол, как кончил ваш атаман, и сознавайтесь во всем. Наконец «похоронили в Летичеве за городским кладбищем. Без священника, без креста, без гроба. За возом, в котором лежало тело, шел караул».
Писарь Литинского суда, перенося в журнал рапорт Рутковского о том, как был убит Кармалюк, отступил от изложения фактов и, подражая древним летописцам, вывел:
«Сим образом кончил жизнь свою славный злодеяниями Кармалюк, наказанный три раза шпицрутеном и три раза кнутом, столько же раз бежавший из каторжной работы, непокоивший многие годы здешнюю округу, имевший чрезвычайные и даже неимоверные почти связи, сделавшийся, сказать можно, водрузителем всего зла и сим ввергнувший многих простолюдинов в пагубу и в самое даже суеверное всеобщее о его силах и могуществе мнение».
ЭПИЛОГ
После гибели Кармалюка чиновник особых поручений Визерский сидел со своей комиссией в Галузинцах еще четыре года. В тюрьмы были брошены сотни людей. Десятки людей умерли в острогах, посаженные туда по одному подозрению: паны пользовались случаем избавиться от неугодных им крестьян. Канцеляристы исписали тысячи страниц бумаги, а делу все конца не видно было.
Наконец в 1837 году сам «государь император высочайше повелеть изволил: немедля кончить в правительствующем Сенате дело о содержащихся в городе Летичеве под стражею арестантах». Министр юстиции Дашков предписывает исполняющему должность обер-прокурора 5-го департамента Сената «в возможной скорости представить для доведения до высочайшего сведения дело о разбойничьей шайке Кармалюка». Министра юстиции возмущает то, что дело это рассматривается в Сенате уже с 1835 года. Обер-прокурор отвечает министру юстиции, что дело движется так медленно потому, что «количество подсудимых, состоящее из 138 человек, препятствовало ранее марта сего года привести дело о разбойничьей шайке Кармалюка к окончанию».
И только 1 июня 1837 года статс-секретарь Сената Танеев «имел счастье представить государю императору» приговор на 138 человек, просидевших под следствием более четырех лет.
— Так сам Кармалюк убит? — спросил царь, глянув на список подсудимых.
