– Пожениться всегда можно – если только ты не свалишь «Лянчей» церковь в Шартре.
– Не волнуйся. Лучше раскури мне сигарету. До Парижа еще добрых шестьдесят миль, а я жду не дождусь горячей ванны и ужина в дорогом ресторане. – Николя повернулась и подмигнула Джорджу.
– Ради Бога, – простонал он, – не своди глаз с дороги.
Глава 7
Кафе «Юлий Цезарь» на набережной Рапи располагалось на правом берегу Сены в районе Рюильи. С тротуара нужно было спуститься по лестнице ко входу, вокруг которого в кадках стояли печальные пыльные лавры. Справа от двери находилось продолговатое, наполовину занавешенное окно с написанными золотом буквами: «Cafe». По обе стороны от двери в бронзовых держателях помещались выведенные лиловыми чернилами таблички с названием дежурного блюда и расписанием работы. Словом, тихое местечко для трудового люда, без затей и излишеств.
Джордж и Николя познакомились с ним в понедельник, зашли, выпили по рюмочке на скорую руку, а во вторник Джордж провел здесь целых два часа – с шести до восьми вечера, – пытаясь определить, какие люди сюда ходят. А бывали там барочники, рабочие с семьями и без них, влюбленные парочки… Словом, публика тихая, неприметная. И Джорджу не особенно верилось, что именно здесь Андреа Паллоти бражничал, а Эрнст Фрагонар покупал сигареты с марихуаной.
В среду Константайн раздобыл у старьевщика потрепанные черные брюки, сильно заношенную куртку из искусственной кожи, пару черных остроносых ботинок, чертовски неудобных, и коричневый шерстяной джемпер, застегивающийся на пуговицы до самого верха. Николя купила краску для волос и превратила Джорджа из блондина в темного шатена.
Было без четверти восемь. Джордж сидел в кафе уже полчаса и выпил за это время кружку пива и рюмку вина. Николя осталась в гостинице, взяв с него слово, что он не станет искать приключений, а уходя, позвонит ей.
Вдоль правой стены зала от самого окна протянулась длинная покатая стойка с цинковым верхом, а напротив, вдоль левой, располагались столики и стулья – так, чтобы вдоль зала оставался проход к двери с занавесью из крупного бисера – в небольшую столовую. Лестница слева от двери вела на второй этаж, она была застелена потертым красным ковром, и за те полчаса, что Джордж просидел у столика, уже шестеро, один за другим, выпив у стойки и перебросившись несколькими словами с полной темноволосой барменшей, поднялись по ней.
Хотя люди эти были разные – и старики, и молодые, и хорошо одетые, и неухоженные – нечто общее в их облике Джордж подметил. И еще: ему все время казалось, он их где-то уже видел.
Вот и сейчас на стойку наваливался человек, который, Константайн готов был поклясться, вот-вот поднимется на второй этаж. Это был сутулый старик лет шестидесяти в сдвинутой на макушку серой велюровой шляпе, из-под которой выбивались пряди седых волос, в черных штанах, потертом пиджаке явно с чужого плеча – его полы хлопали старика чуть ли не по коленкам. В руке он держал трость из ротанга с роговым набалдашником. У него было продолговатое бледное лицо с очень темными лучистыми глазами. После каждого глотка он надвигал нижнюю губу на верхнюю, и делал это часто, потому что пил быстро – в пять минут опорожнил две рюмки вермута. Поднося спиртное ко рту, он клал локоть на стойку и осматривал сидящих в зале, изредка надувая морщинистые щеки и причмокивая – словно разговаривал с самим собой и время от времени презрительно отзывался о собственных мыслях. Было ясно, что он изрядно накачался еще до прихода в кафе.
Наконец он прикончил очередную рюмку, повернулся к стойке, протянул барменше деньги и сказал ей что-то. В ответ она лишь с улыбкой подняла брови и покачала головой. Он поднял палку, хохотнул – глухо, хрипло, – легонько постучал костяшками пальцев барменше по лбу и направился к лестнице.
Джордж последовал за ним. Сделав два витка, лестница закончилась на площадке, от которой влево уходил узкий коридор. Тут старикан, уже порядком запыхавшийся, повернулся и оглядел Джорджа. Площадка наполнилась резким запахом чеснока и вермута.
– По-моему, я тебя раньше не видел, – сказал старик.
– Я здесь впервые, – откликнулся Джордж по-английски.
Старикан пару раз надул щеки и спросил:
– Ты – англичанин? – Да.
– Здесь проездом?
– Вот именно. – Джордж кивнул. – Проездом. Я только сегодня прибыл в Париж.
– На твоем месте я бы девочку снял, а не терял время в таких местах, как это, – заметил старикан по- английски. Он говорил хорошо, но с акцентом: – Пойди договорись с Рене. Это барменша. Она таких, как ты, любит, а дело свое знает отменно.
– Нет, лучше я пойду с вами.
– Как хочешь. – Старикан пожал плечами. – Но потом пожалеешь. Взгляни на меня. Теперь женщины надо мной только смеются. Но было время, когда одно лишь мое слово, один взгляд заставляли их выскакивать из юбки. Золотое времечко. Золотые девочки. – Он отвернулся от Джорджа и бросил через плечо: – Ну, пошли.
За столиком у двери, к которой они пришли, сидел другой старикан – лысый, в желтом полотняном пиджаке и черном галстуке, повязанном поверх не очень свежей рубашки. Он, казалось, сидел здесь так много лет, что уже успел покрыться толстым слоем пыли, глаза его потухли, лицо выцвело, а на лысине накопился серый пух. На столике перед ним покоились открытая ученическая тетрадь, стояли бутылка джина, стакан и графин с водой. Во рту у старика торчала трубка, столь большая и тяжелая, что невольно думалось, будто она вот-вот выпадет, выломав хозяину оставшиеся зубы. Пытаясь удержать ее, он по- волчьи скалился.
Стоявший рядом с Джорджем старикан резко стукнул тростью по столу и спросил по-французски:
– Как дела, Марк?
Тот невозмутимо поднял голову и отозвался:
– Ваше имя, месье?