— Ты, конечно, уже проверил сейф и мою машину? — спросил я.
— Естественно. И, конечно, я знаю, что вещь у тебя, спрятана где-то. Будем считать, что теперь ты являешься ее хранителем. Если ты ее потеряешь, у тебя могут быть неприятности.
Он доел булочку, вернулся к подносу, вытряхнул из сахарницы ее содержимое и сказал:
— Ты не против поделиться со мной кофе? Я с четырех утра за рулем.
— С того момента, как Гаффи сообщил тебе мой телефонный номер?
— Да. Это сделала твоя мисс Уилкинз, конечно. У нее не было выбора.
— Ей и не нужно было выбирать. Я дал ей разрешение. Поэтому я ждал тебя, хотя и не так скоро. Может быть, теперь ты скажешь мне, почему вы сели на О'Дауду?
Он улыбнулся.
— Я так понимаю, что ты уже закончил работать на него?
— Да. Я нашел машину и сообщил О'Дауде ее местонахождение.
— О'Дауда, мне думается, не очень доволен тобой.
— В этих краях новости распространяются быстро. У вас, должно быть, есть связь с Денфордом.
— Да. Он связывался с нами и ранее: сперва — анонимно, а впоследствии — открыто. Он не всегда был предельно откровенен относительно своих целей. Как, впрочем, и сейчас. Но он был полезен.
Он поднял сахарницу и с ужасным причмокиванием отхлебнул кофе.
— Денфорд был единственным, кто присылал вам анонимные письма? — спросил я.
— Насколько мне известно, да. Одно пришло ко мне в Интерпол. Два других получил Гаффи в Скотланд-Ярде.
— И, естественно, даже хотя в них могло не быть ни строчки правды, полиция не могла оставить их без внимания?
Он кивнул, присел на краешек кресла и сказал:
— Гаффи передал письма нам. Затронутое в них лицо — в каком-то смысле, фигура международного масштаба. А что еще важнее для нас, фигура европейского масштаба.
— С литературным прототипом? — Вспомнив Джулию и то, как она повела себя при моем упоминании об Отто, я подумал, что это, все же, не выстрел в темноту.
— Пожалуй. “Сказки времени” кавалера Рауля де Перро.
— Или “Жиль де Ретц, маркиз лавальский”. Это Холиншт, мне кажется. Моя сестра часто пугала меня этой историей перед сном. Она — приятный, милый человек, но проявляет жуткий вкус при выборе вечерних сказок.
— Все лучшие сказки — жуткие.
— Так это сказка, или факт?
— Поживем, увидим. — Он встал и посмотрел в окно вниз, на террасу с подстриженными деревьями. — Ты с большим вкусом выбираешь отели. “С террасы открывается прекрасный вид на озеро”.
— Лирика?
— Нет, “Мишлен”. Подходит для любого отеля у воды. “Не упускайте возможности хорошо отдохнуть, поезжайте на озера”.
— Не желаешь переменить тему?
— Да нет.
Выбираясь из-под одеяла в поисках своих сигарет, я сказал:
— Я могу понять Гаффи, у которого голова занята убийством, когда он предупреждает меня смотреть в оба, если я буду работать на О'Дауду, но я совсем не понимаю — с точки зрения Интерпола — интереса к тому, что находится или не находится в затонувшем “Мерседесе”.
— Нет?
— Нет. — Я закурил, налил себе остатки кофе и забрался обратно в кровать.
Аристид вернулся от окна.
— Ты закончил с рогаликами?
— Да.
Он взял один из оставшихся и стал медленно намазывать на него масло, улыбаясь мне. Затем он сказал:
— Существует масса различий между Интерполом и тем получестным делом, которым занимаешься ты.
— Естественно. В конце я не получу пенсию. Поэтому оно получестное. Время от времени я вынужден отхватывать себе кое-какие куски.
— На этот раз не поддавайся искушению. Интерпол — полицейская организация. Международная организация уголовной полиции. И ей неизбежно приходится иметь дело с большим, нежели просто преступления. Любая международная организация должна иногда следовать политическим интересам ее членов. Небольшой сверток, который — отдаю тебе должное — ты так ловко нашел и так же ловко спрятал, — политическое дело.
— И кто те заинтересованные стороны?
Он нацелил на меня сонный глаз, который быстро прикрылся серым, уставшим веком.
— Долго рассказывать.
— Ты все же постарайся, самую суть.
— Могу только сказать, что заинтересованные правительства предпочитают, чтобы сверток не достался ни Гонвалле, ни О'Дауде. Заинтересованные правительства могли бы прекрасно воспользоваться им... если бы их когда-нибудь вынудили к этому.
— Я в этом уверен. Хотя они никогда не назовут это шантажом.
— В достойных руках, для достижения достойных целей шантаж — достойное оружие.
— Положи все это на музыку и будет хит.
Я вылез из кровати.
— Куда ты собираешься? — спросил он.
— В душ и бриться. — Я снял верх своей пижамы.
Он посмотрел на мою руку и сказал:
— Тебя ранили.
— Ты же знаешь, какими бывают женщины в возбужденном состоянии.
— Для тебя все могло бы кончиться гораздо серьезнее. Тебе могло бы быть предъявлено обвинение в убийстве.
— Даже ты не можешь убежденно говорить об этом. Кстати, предполагая, что сверток у меня, какую цену Интерпол готов предложить за него?
— Никакую. Я имею в виду деньги.
— Ничего подобного. Скажи им, что они могут забыть о бесплатном извинении за попытку приписать мне убийство, и пусть называют цену.
Он вздохнул.
— Я передам твою просьбу. Тем не менее, вынужден сообщить тебе, что сверток должен быть передан нам в течение четырех дней.
— Иначе что?
Он усмехнулся.
— Особый дисциплинарный подкомитет как раз решает это в настоящий момент. Не возражаешь, если я доем рогалики?
— Угощайся.
Я вошел в ванную и включил воду. Когда я вернулся в комнату, его уже не было.
Это совсем не означало, что меня оставят без внимания. Сверток имел политическое значение. Интерпол — организация по борьбе с преступностью, но — как бы Аристид ни ненавидел любое политическое давление, а в этом я был уверен, так как он был профессиональным полицейским — раз дано указание, то служащим этой организации не остается ничего другого, как только подчиниться ему. Вот здесь-то и лежит основное различие между Интерполом и моим получестным делом. Я не должен никому подчиняться. Я сам себе хозяин. Я делаю только то, что является, по моему мнению, наилучшим — главным образом, для меня.
