компетентными и знающими то, что скрыто от других?
— Саймон, дорогой, — сказала Кэт, — об этом нельзя рассказывать кому попало. Особенно официантам.
— Понял. Извини.
— Нечего мною хвастаться. И кроме всего прочего, я не Фокси Браун. [16] Я лишь рядовой полицейский.
— Это все потому, что я тобой очень горжусь.
— Я это и так знаю.
— Ну так что там у тебя произошло?
— Позвонил мальчишка и сказал, что взорвет бомбу. Это все.
— И по-твоему, это был тот мальчишка, который подорвал того парня?
— Возможно.
— Мальчишка, наверно, знал его, да?
Она задумалась: что-то рассказать, судя по всему, было необходимо. Ведь он ее друг. А осведомленность — надо признать — принадлежит к числу ее достоинств, о которых хорошо бы постоянно ему напоминать.
— Похоже на то. Я лично считаю, тут есть сексуальная подоплека. Все идет к тому, что мы скоро получим сообщение о пропаже ребенка по соседству с домом Дика Харта, а затем выяснится, что последний оказался злоумышленником, занимавшимся с ним преступным оральным сексом на заднем сиденье своего «БМВ».
Кэт знала, что, услышав слово «злоумышленник», Саймон придет в возбуждение. Она сто раз зарекалась строить из себя крутого копа и таким образом подстегивать его интерес к себе. Но снова нарушила зарок.
— Все правильно, — сказал Саймон и нахмурил брови.
Как здорово было бы нежно снять их с его лица, немного потискать в руке, а потом осторожно вернуть на место.
— Что ты будешь есть? — спросила она.
— Не знаю. Наверно, тунца.
Саймон питался по Аткинсу: побольше белков, никаких углеводов. И результат был налицо.
— А я себе закажу стейк au poivre, — сказала она. — С картофельным пюре.
День у нас выдался тяжелым. Понятно?
После ужина они поехали к ней домой, и кому какое дело до царившего там беспорядка. Она была измотана и решила непременно провести ночь в своей постели. Саймон не имел ничего против того, чтобы время от времени ночевать в ее запущенной квартире. Он даже говорил, что это ему нравится. Она никогда не спрашивала его напрямую, но, судя по всему, до знакомства с ней он ни разу не бывал на Восточной Пятой улице.
Она проснулась в половине четвертого. Чтобы узнать это, не надо было смотреть на часы. Ей было хорошо знакомо это внезапное и бесплодное возвращение сознания, этот прыжок из глубины сна в бодрствование, означавший не то, что она выспалась, а то, что у нее просто исчезла возможность уснуть. В ночи, когда такое пробуждение случалось, это всегда было между половиной четвертого и четырьмя. На подобные случаи у нее в шкафчике в ванной имелись таблетки, но она так и не откупорила флакон. Противоестественному искусственному сну она предпочитала бессонницу. Идиотизм, конечно, но что поделаешь?
Рядом тихо дышал Саймон. Она смотрела, как он гримасничает во сне. Он был сама классика. Крупное, широкое лицо телеведущего, густая шевелюра цвета собольего меха, в которой уже понемногу начинала пробиваться серебристая седина. Он запросто мог бы сойти со сборочной линии некой корпорации, производящей Великих Американских Красавцев. Если бы такая корпорация существовала, она находилась бы где-нибудь на Среднем Западе, где же еще? А он как раз и был родом из Айовы, так, кажется? Прапраправнук людей, бежавших из Нью-Йорка в прерии, сотню лет спустя он вернулся с триумфом, принц- изгнанник, восстановивший свои права на трон посредством «Лиги плюща». [17] Богатый и пышущий здоровьем, тридцати трех лет от роду. Практически юноша.
Вероятно, настала пора уходить из отдела, но если бы она ушла прямо сейчас, это выглядело бы бегством. Собственно, она уже некоторое время подумывала об уходе. Работая с психами, сама сходишь с ума. Ты с одинаковым терпением выслушиваешь каждого полоумного, снова и снова напоминаешь себе, что любой из этих людей действительно может иметь намерение поджечь начальную школу или взорвать кого- нибудь только потому, что его избранник пользуется широкой известностью. Бармены начинают видеть мир полным пьяниц; с точки зрения юристов, в нем преобладают обиженные, стремящиеся выместить зло. Полицейские психологи заражаются паранойей. Им лучше, чем обычным гражданам, известно, что в мире вычленяется отдельный мирок, обитатели которого во многом похожи на обычных людей — они так же платят ренту и закупают продукты, но при этом в их жизни происходит кое-что еще. Они получают личные послания из телевизора, или еженощно подвергаются сексуальному насилию со стороны звезд мыльных опер, или умеют разглядеть, что трещины на тротуаре между Бродвеем и Лафайет складываются в имена инопланетян, ныне возглавляющих крупнейшие мировые державы.
В этих людях больше всего удивляло то, какими они оказываются скучными и безликими. Все их человеческие устремления направлены в одну сторону, их не интересует ничего вне круга их навязчивых идей. Если у вас где-нибудь в Балтиморе есть старенькая тетушка, не знающая другого времяпрепровождения, кроме сидения перед телевизором и вырезания из журналов скидочных купонов, жизнь ее все равно гораздо осмысленнее и разностороннее, чем у этих людей. А ты сидишь в убогой конторе полицейского управления, больше всего похожей на офис захудалой фирмы, торгующей по почте, и их выслушиваешь. Ты заносишь их в пятилетней давности компьютер. Надеешься, что ни один из них не исполнит своих намерений. А когда все очень уж осточертеет, надеешься (никто из сотрудников не любил в этом сознаваться), что кто-нибудь да исполнит.
Осторожно, чтобы не разбудить Саймона, она выбралась из постели и подошла к окну. Вид был не очень-то живописный, несмотря на то что тремя этажами ниже была Пятая улица. Ей был виден кусочек города; ей был виден старик бездомный, все так и поющий у цветочного магазина (сегодня ночью он задержался там дольше обычного); ей были видны оранжевые огни уличных фонарей и коричневые фасады, одетые в темное пешеходы, вся целиком дымная, подернутая сепией полуреальность ночного города, этих самых правдоподобных в мире подмостков, без океана и гор, без всяких там деревьев (во всяком случае, в этом районе), только улица за улицей, яркие и шумные под розовато-серым небом, испещренным антеннами и резервуарами для воды, а внизу, прямо напротив дома Кэт, мигала огненно- голубая вывеска: ХИМЧИСТКА.
Утром она сварила кофе, принесла Саймону кружку, пока тот еще был в душе, и улучила момент понаблюдать за ним сквозь запотевшее стекло — размытый розовый силуэт спины и ног, более бледные ягодицы. Разве может мужчина выглядеть сексуальнее, чем когда он принимает душ? И все же, наверно, то, как она тайком разглядывала Саймона в душе и во время сна, было плохим знаком? А он — тоже подглядывал за ней? Она не могла себе этого представить. Поставив кружку с кофе на сливной бачок, она протерла зеркало над раковиной и посмотрелась в него. Неплохо для тридцати восьми лет. Четкая линия подбородка, хорошая кожа.
Саймон вышел из душа, посвежевший, в капельках воды, поцеловал Кэт, взял кружку с кофе.
Он сказал:
— Нелегкий сегодня будет денек?
— Похоже на то.
Он взял полотенце и вытерся. Полотенце последний раз стирали недели две назад, а то и больше. Как быстро летит время.
