гордость, и неожиданно поняла, какой удар только что нанесла его чести. Самим предположением, что по ее приказу он может совершить зло, она пошла против его веры в нее как
Вскрикнув, она вырвалась и кинулась прочь.
На сей раз, Федор не последовал за ней.
Поостыв в одиночестве и немного придя в себя, Лириэль вернулась в дом Ульфа. Она направилась прямиком в сад, к деревянным ящикам, где видела странные водоросли, за которыми ухаживала Дагмар. Она хотела проверить, сходятся ли они с описанием нереиды. Но в соленой воде осталось лишь несколько сонных моллюсков.
После всего случившегося, Лириэль вынуждена была усомниться в собственной памяти, и сделанных ею выводах. Она не смотрела тогда так уж внимательно на ростки, и не знала определенно, имеет ли какое- нибудь отношение Дагмар к атаке на Хольгерстед. Возможно, Федор прав и сила, дарованная Лириэль, меняет ее, уже искажая ее способность к рассуждениям и воспламеняя глупую мстительность.
Лириэль недолюбливала Дагмар за ее прежнюю снисходительность, и попытку соблазнить Федора. Одного этого хватило бы, чтобы пробудить в большинстве дроу неконтролируемую ярость. Так многих в ее народе ослепляла жажда мщения. Она задумалась, не является ли это отметиной служения Лолт, пеплом, который остается в душе когда гаснет пламя власти.
Юная дроу всегда гордилась собственным независимым умом. Она выбирала и контролировала собственную судьбу в степени, невообразимой большинством дроу Мензоберранзана. Но лишь теперь до нее дошло, что, пытаясь вернуть способности дроу, она, возможно, потеряла большую часть себя. Где начинается одно и заканчивается другое, она уже не могла различить.
Наконец, слишком опустошенная и разбитая, чтобы размышлять, Лириэль вошла в дом Ульфа и забралась на чердак. Она с радостью погрузилась в сон и забвение, предоставленное им.
Уже поздней ночью мягкое, но сильное давление перекрыло ей воздух и вырвало из власти сна. Бессознательно ее пальцы сомкнулись на спрятанном поблизости кинжале. Она дернулась вверх, одновременно взмахнув оружием.
В облаке лениво опадавших утиных перьев стояла Дагмар, одетая в ночную рубашку и держащая по половине разрубленной подушке в каждой руке. Девушка и дроу с изумлением уставились друг на друга.
“Ты могла убить меня”, прошептала северянка.
“Так и задумывалось”, прорычала Лириэль. Она спрыгнула с противоположной стороны кровати, помещая между собой и куда большей человеческой женщиной некоторое расстояние. “Что в Девяти Адах ты себе позволяешь? Пусть это дом твоего отца, но комната моя! И неужели у тебя не хватает мозгов не подкрадываться к спящей дроу?”
Дагмар пожала плечами. “Я была внизу, не спалось что-то. Услышала, как ты кричишь, словно тебе угрожает опасность”.
“И кинулась на мою защиту, вооруженная подушкой?” оскалилась Лириэль. “Воистину, дочь воинов!”
Девушка задрала подбородок. “Когда я вошла в комнату в первый раз”, ответила она ровно, “к моему облегчению оказалось, что у тебя просто дурной сон. Я увидела, что ты спишь без подушки, и принесла, решив, что так возможно тебе будет лучше спаться”.
“Ты положила ее мне на лицо”, заметила Лириэль.
“Просто выпала из рук”, парировала Дагмар.
Лириэль внимательно посмотрела на девушку. Все ее прежние подозрения вернулись, поскольку она поймала Дагмар даже не на одной лжи, а на двух. Однако северянка выглядела уверенно, и ни следа двуличия не показалось в бледно-голубых глазах.
Хороша гадина, признала Лириэль с оттенком извращенного восхищения. Ей оставалось лишь надеяться, что ее собственное представление, когда она приняла объяснения Дагмар, и выставила ее прочь, оказалось столь же убедительным.
Выждав, пока до нее не донеслось слабое поскрипывание гамака Дагмар, она обулась и обернулась в
Дроу отправилась к казармам, где ночевал Федор, нашла его комнату, и растрясла. Повинуясь неожиданному импульсу, Лириэль забралась под одеяла и устроилась в руках Федора. Она выложила все, — начиная с собственной неуверенности и опасений. С непривычной искренностью она признала свои страхи об опасностях, которые ее невольное служение представляло для нее и для него. Она говорила, Федор обнимал ее, и в его силе она ощущала символ непоколебимой чести, ставшей для нее спасительной нитью. Об этом она сказала тоже. Гордая одиночка дроу никогда прежде не раскрывалась с такой абсолютной полнотой. По-своему, это стало столь же всеобъемлющей близостью, как и та, что они познали у Дитя Иггсдрасиля.
В конце концов, она описала события, происшедшие только что в ее спальне, и вновь выложила свои обвинения. На сей раз Федор слушал куда внимательнее, но все же соглашался с ней с трудом.
“Возможно, все так и было как говорит Дагмар”, отважился заметить он, “и она действительно не собиралась причинить тебе вред — подушка в самом деле выскользнула у нее из рук”.
“Она все еще держала ее, разрубленную пополам”, напомнила Лириэль. Но даже если она подхватила ее на лету, остается главный вопрос: почему вообще она поднялась в мою комнату?”
“Ты вскрикнула во сне”.
“‘Есть те, кто думает, и те, кто мечтает’”, процитировала Лириэль мягко. “Ты кое-что забыл, о чем Дагмар и не могла знать:
Притихший Федор задумался. “Делай все необходимое, чтобы раскрыть предателя”, сказал он угрюмо. “Я помогу, насколько это в моих силах, и попытаюсь не слишком задумываться о твоих методах”.
Глава 22
Глубже
В темный час перед рассветом, дочь шамана прокралась на берег, и стащила в море свою маленькую лодку. Знакомый сигнал был дан прошлой ночью, странный узор камушков и ракушек, говоривший, что Дагмар опять необходимо встретиться с одним из существ, державших в своей власти то, что было ей дороже всего.
Ей не пришлось грести далеко за пределы бухты; пара тонких, перепончатых ладоней ухватилась за ее лодку. Дагмар едва хватило времени ахнуть от неожиданности, прежде чем вестник запрыгнул внутрь и уселся напротив. В содрогнувшейся лодке рядом с Дагмар оказался один из морских эльфов, которых не так давно поймали ее сети. Быстро придя в себя, она потянулась к лежавшему у ног рыбацкому ножу — тонкому клинку, длиннее ее локтя.
Но эльф оказался быстрее. Схватив ее за запястье, он резко усадил ее на место. “Мне это нравится не больше, чем тебе”, произнес он с холодным отвращением. “Но есть новости из Аскарлы. Слушай внимательно, чтобы мне не пришлось смотреть на тебя дольше, чем необходимо”.
“В нашу последнюю встречу, ты пообещал отомстить мне за то, что я тебя поймала!”
“Действуй я ради собственного удовольствия, я убил бы тебя в тот же день и с радостью”, ответил морской эльф. “Но силы Аскарлы велят иначе. Ты достаточно успешно выполняешь свою работу, и провал атаки на Хольгерстед не поставлен тебе в вину. В других вещах, однако, ты слишком прилежна. Заканчивай с келпи; их и так уже слишком много в этих водах. Я сам уклонился от одной — и человека, которого она топила — только чтобы угодить в другую рядышком”.
Краска исчезла с лица Дагмар. “Мы были так близко!” прошептала она. “В тот день, когда мы выловили тебя, если бы мы только сбросили сети чуть дальше в море, Хрольф возможно остался бы жив!” “Поздновато для сожалений”, ухмыльнулся эльф. Из сумки, сделанной из тюленьей кожи, он извлек небольшую вещицу. “Знак от твоей госпожи. Планы изменились; теперь тебе не нужно убить дроу и доставить ее тело в море. Но новый оборотень все еще жив, и твоя госпожа находит это крайне неприятным”.
Дагмар посмотрела на мрачный знак в ладони эльфа: окровавленный локон светло-желтых волос,
