— Он станет делать только то, что захочет сделать сам, — сказал ей Бен.
— Не только — пока мне платят хорошие деньги за то, что я учу его ходить под парусом.
— Ну, желаю удачи, — ответил Бен.
В конце урока, когда Конни показывала Бену и Джамалю, как увязывать парус, приехал их дед: вылез из машины и встал в самом начале причала, глядя на воду и кивая с таким видом, точно залив и небо вели себя именно так, как он им велел. Бен оставил Джамаля и Конни заканчивать увязку паруса и побежал к деду, чтобы окунуться в мутное облако его одобрения.
— Ну что, понемногу превращаешься в моряка? — спросил дед.
Бен знал, что на это ответить.
— Я хочу попробовать лодку побольше, — сказал он.
— Не сомневаюсь. — Лицо деда пошло довольными морщинами. Лицо покрывали расщелины и трещины, в одних местах оно выветрилось, в других уплотнилось. Временами казалось, что оно избавилось от человеческих свойств и обрело геологические. Дед производил впечатление горы — с такой же, как у нее, волей и строением и жизнью, продолжавшейся так долго, что она отмылась дочиста. Впечатление гранитной поверхности, гладкой, как только что выметенный пол: деревья на ней не росли, один лишь мох, цеплявшийся яркими пятнами за камень. В присутствии деда у Бена расширялась грудь — точно он дышал горным воздухом.
— Я знаю, как управлять парусом, — сказал Бен. — Уже знаю, а эта «Рыба-луна» попросту свинья.
Старик положил на плечо Бена ладонь. Пальцы у него были толстые, как канаты.
— Закончи учебу, — сказал он. — А после подумаем о лодке побольше.
— Мне хочется выйти из залива, — сказал Бен. — В океан.
— После всего-то двух уроков? — улыбнулся дед и сжал плечо Бена. Ветер взъерошил и снова разгладил отливавшие сталью пряди его волос.
— Я бы справился, — сказал Бен.
— Верю, приятель. Ты способен справиться с чем угодно.
По причалу шли закончившие работу в лодке Конни и Джамаль. Шли бок о бок и казались полным комплектом, парой существ, противоположных настолько, что они принадлежали одно другому — крепкая, властная блондинка и кофейного цвета мальчик, чья сила коренилась в молчаливости и неспособности думать об отступлении. Они походили на двух врагов, чьи битвы тянулись уже так долго, что им невозможно стало жить друг без друга.
— Ну, как они справляются, Конни? — спросил дед.
Конни помолчала, улыбаясь. Бен понимал: она невзлюбила Джамаля не за то, что моряк из него получится навряд ли, но за то, что он таков, каков есть. Маленький, темнокожий и независимый.
— Хорошо справляются, мистер Стассос, — наконец ответила Конни.
— Вот этот малый говорит, что хочет попробовать лодку побольше, — сказал дед и хлопнул Бена по плечу. — Думает, что уже умеет управляться с парусом.
Глаза Конни потемнели. Светлые веснушки осыпались в лифчик ее купальника.
Бен сказал себе: захоти этого. И подумал об историях, которые мог бы рассказывать, возвратившись домой, Эндрю и Тревору.
— У Бена хорошая хватка, — ответила Конни. — Из него может получиться настоящий моряк.
— Вот и я так подумал. Отчасти поэтому все мы и притащились сюда нынешним летом. Пора выпустить мальчика в плавание.
— Пусть сначала закончит с «Рыбой-луной», — сказала Конни. — Он должен отработать положенные часы, еще три дня. А потом можно будет перевести его на лодку побыстрее.
— Этот малый не любит ждать, — сказал дед. Его распирала гордость — как рой пчел распирает древесное дупло. — Быстрее и больше — вот его девиз.
Джамаль стоял рядом с ними, горделивый, тихий и наполовину невидимый. Смотрел в причал, ожидая, когда закончится этот эпизод и начнется следующий. Его глаза принадлежали только ему. Тень его касалась Бена.
Вечер был синь и прохладен. Клочья облаков, заостренные, обрывистые, как кусочки чего-то разбитого вдребезги, перенимали последний оранжевый свет ушедшего солнца и покрывали тонкой, мерцающей пленкой заливные отмели. Бен и Джамаль брели босиком среди черно-зеленых клубков водорослей и камней, жирных и зловонных, как спящие моржи. В оставленных отливом озерцах метались под прошитой оранжевыми нитями рябью тени мелких рыбешек.
— А здесь дельфины водятся, — сообщил Джамаль.
— Нет их здесь.
— Они приходят за рыбацкими судами. А по ночам резвятся в заливе.
— Ты сумасшедший.
— Это
— Для дельфинов тут слишком далекий север.
Джамаль помолчал, размышляя.
— Я видел одного прошлой ночью, — сказал он. — Выпрыгнул прямо вон там.
— Ну, ты точно спятил.
— Вилл приезжает, — сказал Джамаль.
— Да нет. Его пригласили, но он отказался.
— Он передумал. Я слышал, как мама разговаривала с ним по телефону.
— У меня от дяди Вилла мурашки по коже бегут, — сказал Бен.
— Почему?
— Просто бегут, и все. Да и дед его не любит.
— Он же сын дедушки.
— Это не значит, что они обязаны любить друг друга.
— Мне Вилл нравится.
— Тебе все нравятся.
— Не все, — сказал Джамаль.
У Бена вспыхнули уши, кровь тоненько запищала в них.
Джамаль наклонился, подобрал что-то с песка.
— Смотри, — сказал он. И показал Бену пластмассовую головку — безволосую, безглазую, обесцветившуюся добела.
— Ишь ты, — произнес Бен. Джамаль вечно что-нибудь находил: кости животных, деньги, разрозненные игральные карты, тонкий золотой браслет. Похоже, он просто умел видеть их, выдергивать из пустого ландшафта.
— Голова куклы, — сказал он. У головки были темные глазницы, степенная улыбка. Джамаль подержал головку перед Беном, чтобы тот получше разглядел ее, а затем наклонился и опустил на песок, аккуратно, словно хотел вернуть в точности туда, где она лежала.
— Ты не собираешься взять ее? — спросил Бен.
— Нет. Зачем она мне?
— Она, наверное, старинная, может денег стоить.
— Я думаю, ей лучше остаться здесь, — сказал Бен. — А я буду вспоминать о ней, выходя в залив.
Бен подобрал головку, сунул ее в карман.
— Если она тебе не нужна, возьму я, — сказал он.
— Конечно. Как хочешь.
Свет лиловел. Облака лишились оранжевых пятен, побледнели, высеребрились. Минуту назад еще был день; теперь начинался вечер. На причале, в окнах домов, на яхтах, заякоренных вдали от берега, загорался свет.
