Алхимия

Иносказание Великого Делания, истолкованное методами сакральной герменевтики, можно опознать, созерцать и изучать в приделе во имя Пресвятой Девы в церкви Марии Магдалины в Труа (Troyes, Троя). Эта церковь — одно из готических чудес нашей древней столицы. Речь идёт о великолепном многоцветном витраже, четыре сектора которого изображают Миротворение.

XLI. Витраж церкви Магдалины в Труа (Troyes, Троя)

Мы можем утверждать, что после образования философского яйца, включая его скорлупу, которая есть чаша естества, для третьей стадии сухого пути Великого Делания требуется шесть дней, седьмой же день художник почиет от дел своих.

На каждом из витражных окон мы видим художника, канонически соответствующего образу Божию, что подчёркнуто увенчанием его папской тиарой — triregne, трицарственной — выражающей тройную власть — духовную, физическую и временную; это соответствует и тройному делению науки на Астрологию, Магию и Алхимию. Художник облачён в фиолетовую ризу под малиново- красной мантией, украшенной золотом и драгоценными камнями. Эти два основных цвета принадлежат герметической рыбе (по-гречески ΙΧΘΥΣ, IKHTHUS, знаменитой монограмме древнейшего Имени); первый, цвет фиалки, соответствует Его Рождеству, второй, красный — Царскому достоинству.

Четвёртый образ, прилагаемый к нашему изложению, указывает на заключительную варку Великого Делания, точнее, на порядок режимов, то есть последовательность планет в их вращении в соответствии с системой Клавдия Птолемея, единственной, которую признают Адепты, поскольку только она астрологически соответствует философскому микрокосму. Порядок этот таков: самый дальний — Сатурн, а затем Юпитер, Марс, Солнце, Венера, Меркурий и Луна — вписанный в серп курносый профиль, который прожорливо целует выпуклую земную поверхность.

Для обращения по кругу необходим тайный огонь, о котором Космополит писал так:

«Ты имеешь пред собою пример кремня, в коем пребывает огонь, однако пребывает неощутимо и незримо, пока чрез движение этот огонь не появится на свет; так и огонь, в коем пребывает Трисвятая Слава Создателя нашего, не проявляется без воли Трижды Высокого; но, возгревшись, двигается туда, куда его направит Святая Воля. Так верховною волею Создателя совершается движение быстрое и ужасное»[138].

* * *

Если в обычной науке философский вымысел в разных его видах чаще всего оказывается препятствием, иногда просто обескураживающим, при обнаружении высших начал бытия, то в герметизме всё иначе — этот вымысел сам становится наукой, то есть ведением (science), помогающим при тщательном над ним размышлении принимать необходимые решения. В этом случае можно утверждать, что кабала так же соотносится с глоссой, как алгебра с арифметикой.

При этом не следует путать нашу кабалу (cabale) и чисто гебраическую каббалу (kabbale); дабы различить их, достаточно указать на различие корнесловия этих понятий: первое происходит от греческого καβάλλης, kaballés, то есть конь (cheval)[139]*, в то время как второе — от европейского kabbalha — предание (tradition). Правила и обычаи, духовные и мирские, древнего рыцарства, кавалерии (chevalerie, cabalerie, cavalerie) — имеют прямое отношение к кабале, использовавшейся часто в виде загадок, при герметическом воспевании родового герба[140].

Именно в этом смысле слово Кабала употребляется в заголовке латинской книги «Cabala», за которым следуют объяснительные слова «Speculum Artis et Naturæ in Alchimia» — Зерцало Искусства и Естества в Алхимии. Эта книга сколь редкая, столь и любимая, в которой все вещи, созерцаемые и описанные, весьма многочисленные, показаны трудолюбивым любителям благородного искусства в согласии с Богом, соединяющим и указывающим на них в светлом зерцале, картины из коего представлены на четырёх гравюрах на меди — «omnia hectenus ex variis etiam scriptis paucis observata, singulis laboriosis amatoribus artis honoris ergo, Deo annuente, tam perspicuè ac lucidissimo speculo, proposita, & quatuor æneis laminis incisis Picturis exhibita»[141].

Мы считаем необходимым показать читателю вторую иконографическую композицию из этой книги, представляющую проявления кабалы, развёрнутые в огромном круге. Периферия круга занята двадцатью тремя буквами, каждая из которых является началом латинского или германского термина из области древнейшей философской физики.

Так Слово, под одеянием человеческого его выражения, совершает круговое движение, обрамляющее реторту (матрицу, матку, matras) Премудрости (Sagesse), восседающую, подобно конному всаднику, кавалеру на спине странного дива. Глава его подобна главе человеческой, извергающей водный поток (flot); она увенчана тройной короной понтифика (в латинском значении pontifex — Э.К.; pont — фр. мост, греч. море — перев.), а сам он указывает на то, что можно преуспеть как в добре, так — увы! — и во зле, когда человек употребляет во вред этот вселенский поток, который щедрый создатель посылает для вполне определённой цели, чему никто не может воспрепятствовать.

Полновесность образа усиливается четырьмя белыми кругами, внешними по отношению к основному и связующими Добродетели (Virtutes) с Философией, Алхимией и Астрологией. Мы также видим зодиакальные созвездия, силою тяготения притягиваемые к философскому сосуду, со дна которого к солнцу вздымается пирамида алхимического зверинца (bestiaire), под магнитной струёй звезды, той самой, за которой Цари- Волхвы следовали в год Рождества Христова.

Герметическая звезда, точнее, ея лучевая энергия, для Килиани воплотилась в нимфу (νύμφη, nymphé, юная девушка, новобрачная), ставшую главным действующим лицом в иносказании, предваряющем его книгу Гермес разоблачённый (Hermès dévoilé), в которой даже более ясно, чем в лабораторной практике, проявляет себя и говорит с нами дивно-божественное излияние:

«Сущность моя небесна, мой источник — полярная звезда. Сила моя такова, что всё животворит; я звёздный дух, я подаю жизнь всему, что дышит и растёт, я всеведуща»[142] .

Какая глубокая разница, несмотря на гениальность Бальзака, между Бальтазаром Кле из его романа и Килиани, отрывок из книги которого мы только что привели, и который не столько послужил прототипом известному писателю, сколько вдохновил его на этот труд. Книжица неизвестного алхимика (имя Килиани мы узнали от Пьера Дюжоля), весьма заинтересовала Сент-Бева, отправившему утром в эту среду (29 октября 1834 года) господину де Бюлозу, из Обозрения Двух Миров (la Revue des Deux-Mondes), улица Изящных Искусств, 6 записку такого содержания:

«В 1832 году у Феликса Локена (Félix Locquin), на улице Владычицы Нашей Победительной (Notre-Dame-des-Victoires) под заголовком Гермес разоблачённый была напечатана