командование Ленинградским округом.
Перед моим отъездом при сдаче округа Тухачевский говорил мне: «Ты прощупай немцев в отношении меня и каковы их настроения в отношении нас»…
Бломберг передал Тухачевскому, что в Германии складывается сейчас такая ситуация, которая должна обеспечить национал–социалистам, во главе с Гитлером, приход к власти»19.
Вернер фон Бломберг, Главнокомандующий вермахта, а до прихода Гитлера к власти — рейхсвер (курировавший все советско–немецкие военные связи, бывавший в России, о чем подробно говорилось в главе «Восток—Запад»), действительно мог передать Тухачевскому информацию о приходе нацистов к власти. Ее можно было почерпнуть даже из немецких газет. Характерно, что Тухачевскому и остальным участникам процесса вменялось в вину то, чем они обязаны были заниматься на протяжении нескольких лет: контактировать с немецкими вооруженными силами — рейхсвером. Если предположить, что он действительно давал такие указания Корку, то весь их криминал заключался в том, что необходимо было продолжать строительство военных и учебных баз и продолжать контакты с немецким генштабом.
Допрос В. М. Примакова 21 мая 1937 года «…Блок троцкистов с правыми и организация общего изменнического антисоветского военного заговора привели к объединению всех контрреволюционных сил в РККА — участников офицерского заговора 1930 года с их бонапартизмом, правых — с их платформой восстановления капитализма, зиновьевцев и троцкистов — с их террористическими установками — с общей целью бороться за власть вооруженным путем…
…Этот антисоветский политический блок и военный заговор, возглавляемый лично подлым фашистом Троцким, руками военного заговора должен был обрушить на СССР все неисчислимые бедствия военной измены и самого черного предательства во время войны, причем этот предательский удар в спину участники заговора должны были нанести родине тем оружием, которое она нам доверила для своей защиты…
Троцкизм в течение ряда лет руководивший контрреволюционной борьбой против руководства партии и правительства и против строительства социализма в нашей стране, шедший гнусным путем через поддержку кулацкого саботажа в 1930—32 г., через террористическое подлое убийство т. Кирова в 1934 году, пришел со своими террористическими установками к фашистскому блоку с правыми внутри страны и прямо поступил на службу к гитлеровскому генеральному штабу»20.
Продираясь сквозь агрессивное косноязычие предписанных клише, нетрудно заметить «опорные точки» сценария — троцкизм, убийство Кирова и, конечно, наличие контрреволюционной организации.
В день, когда арестованного Тухачевского привезли в Москву, 24 мая 1937 года Политбюро ЦК ВКП(б) поста вило на голосование членов ЦК ВКП(б) и кандидатов в члены ЦК «Предложение об исключении из партии Рудзутака и Тухачевского и передачи их дела в Наркомвнудел »21. Основания для исключения — полученные ЦК ВКП(б) «данные, изобличающие члена ЦК ВКП Рудзутака и кандидата ЦК ВКП Тухачевского в участии в антисоветском троцкистско–право– заговорщицком блоке и шпионской работе против СССР в пользу фашистской Германии»22. Это произошло не только до суда, но и до начала следствия. Разумеется, соответствующее постановление — об исключении из партии — уже 25—26 мая 1937 года «опросом членов ЦК и кандидатов в члены ЦК» было оформлено и подписано И. В. Сталиным23.
И. В. Сталин лично занимался вопросами следствия по делу о «военном заговоре». Получал протоколы допросов арестованных и почти ежедневно принимал Н. И. Ежова, а 21 и 28 мая 1937 года и его заместителя М. П. Фриновского, непосредственно участвовавшего в фальсификации обвинения.
О методах работы с Тухачевским свидетельствуют данные графологического анализа.
«В результате почерковедческого исследования представленных рукописных текстов и сравнительного анализа их с образцами почерка рукописных текстов 1917 и 1919 гг., представленных на 4–х листах, установлено следующее:
…При анализе почерка, которым исполнены исследуемые рукописные тексты «Заявлений», «Показаний» Тухачевского М. Н., в каждом из исследуемых документов наблюдаются:
— тупые начала и окончания движений, извилистость и угловатость штрихов (большая, чем в свободных образцах, несмотря на преобладающую угловатую форму движений); наличие неоправданных остановок и неестественных связей, то есть признаки, свидетельствующие о замедленности движений или — нарушения координации движений.
Кроме того, в почерке исследуемых рукописных текстов наблюдаются нарушения координации движений 2–ой группы, к которым относятся:
— различные размеры рядом расположенных букв;
— отклонения букв и слов от вертикали влево и вправо;
— неравномерные расстояния между словами — от малого до среднего;
— неустойчивая форма линии строк — извилистая;
— при вариационном направлении линии строк: горизонтальному, нисходящему внизу, восходящему вверх;
— различные расстояния между словами — от малого до большого.
Указанные выявленные признаки в совокупности свидетельствуют о необычном выполнении исследуемых рукописных текстов, которое может быть связано:
— либо с необычными условиями выполнения — выполнение рукописных текстов непривычным пишущим прибором, в неудобной позе, на непривычной подложке и т. п.;
— либо с необычным состоянием исполнителя рукописных текстов — состояние сильного душевного волнения, опьянения, под воздействием лекарственных препаратов и т. п.
Совокупный анализ исследуемый признаков почерка с анализом письменной речи исследуемых документов говорит о доминирующем значении второй причины и позволят предполагать исполнение исследуемых рукописных текстов лицом, находящемся в необычном состоянии»24.
Первый документ на Лубянке Тухачевский подписал 26 мая. В нем еще звучит скрытая ирония. Заявление заместителю начальника 5 отдела ГУГБ НКВД Ушакову:
«Мне были даны очные ставки с Примаковым, Путна и Фельдманом, которые обвиняют меня как руководителя антисоветского военнотроцкистского заговора. Прошу представить мне еще пару показаний других участников этого заговора, которые также обвиняют меня.
Обязуюсь дать чистосердечные показания без малейшего утаивания чего–либо из своей вины в этом деле, а равно из вины других лиц заговора.
Тухачевский. 26.05.37»25.
Ему была предоставлена не одна такая «пара». Уже в 1957–м, в ходе проверки дел по обвинению Тухачевского, Якира и других были обнаружены заявления арестованных, из которых видно, что подписанные ими показания — вымышлены, подсказаны им или получены путем шантажа.
Так, в записке Ушакову Фельдман 31 мая 1937 года писал:
«Начало и концовку заявления я писал по собственному усмотрению.
Уверен, что Вы меня вызовете к себе и лично укажете, переписать недолго»26.
Уже «обработанные» следователями, военные подписывали любую ахинею и как закодированные повторяли на допросах требуемые формулировки. Трудно представить, чтобы находящийся в здравом рассудке человек облекал мысли в подобную форму. Эти агрессивно–косноязычные клише предписаны правилами игры.
Вечером 26 мая Тухачевский написал Ежову заявление:
«Народному комиссару внутренних дел Н. И. Ежову Будучи арестован 22–го мая, прибыв в Москву 24–го, впервые был допрошен 25–го и сегодня 26–го мая заявляю, что признаю наличие антисоветского военно–троцкистского заговора и то, что я был во главе его. Обязуюсь самостоятельно изложить следствию все касающееся заговора, не утаивая никого из его участников, и ни одного факта и документа. Основание заговора относится к 1932–ому году… М. Тухачевский»27.
Из заключения эксперта–почерковеда:
«В заявлении от 26 мая 1937 года — с обозначениями 8—9 — наблюдаются признаки необычного выполнения, которые значительно большее выражение нашли на листе 8»28.
Тухачевского провели через «конвейер» — бесконечные, круглосуточные вызовы на допросы, перемежающиеся очными ставками.
Протокол допроса Тухачевского М. Н. от 26 мая 1937 года «Вопрос. Вы обвиняетесь в том, что возглавляли антисоветский военно–троцкистский заговор. Признаете ли себя виновным?
Ответ. Как я уже указал в своем заявлении на имя народного комиссара Внутренних Дел СССР тов. Ежова, я возглавлял контрреволюционный военный заговор, в чем полностью признаю себя виновным.
Целью заговора являлось свержение существующей власти вооруженным путем и реставрация капитализма…
…Наша антисоветская военная организация в армии была связана с троцкистско–зиновьевским центром и правыми заговорщи ками и в своих планах намечала захват власти путем совершения так называемого дворцового переворота, то есть захвата правительства и ЦК ВКП (б) в Кремле, или же путем искусственного создания поражения на фронтах во время войны, чем вызвать замешательство в стране и поднять вооруженное восстание…
…Я считаю, что Троцкий мог знать… что я возглавляю антисоветский военный заговор и это послужило для него основанием направить ко мне Ромма… Сообщаю следствию, что в 1935 г. Путна привез мне записку от Седова (приемный сын Троцкого. — Ю. К.), в которой говорилось о том, что Троцкий считает очень желательным установление мною более близкой связи с троцкистскими командирскими кадрами. Я через Путна устно ответил согласием, записку же Седова я сжег»29.
Этого мало. Днем позже из Тухачевского «выжали»
подробности. Разумеется, никаких доказательств или показаний третьих лиц не предъявлялось. Нигде в «совершенно секретном деле», как и в материалах, выданных членам суда, нет никаких документов, подтверждающих наличие заговора. Не фигурирует и немецкая фальшивка, якобы подготовленная и переданная в Москву Гейдрихом и Канарисом. Предположить, что компромат на Тухачевского не фигурировал в деле из–за строгой секретности содержащихся в нем сведений, трудно — процесс над военачальниками не был открытым «образцово–показательным ». Все его материалы снабжены грифом «Секретно».
Вероятнее, дело в том, что даже если «досье», сфальсифицированное Абвером, и существовало, Сталину оно просто не было нужно.
Протокол допроса Тухачевского М. Н. от 27 мая 1937 года «…Должен сказать, что на допросе 26 мая я был не искренен и не хотел выдать советской власти всех планов военно–троцкистского заговора, назвать всех известных мне участников и вскрыть всю вредительскую, диверсионную и шпионскую работу,
