Морской демон

Дилан удивленно приподнял брови.

— С новобрачными? Думаю, это не вариант.

Она вытерла руки о передник.

— А дом твоего отца?

Лицо его стало непроницаемым, как у игрока в покер.

— Мы с отцом не разговариваем.

— Но твоя сестра…

— Люси была совсем маленькой, когда я… уехал.

У него была та же манера, что и у Маргред, — делать паузу перед некоторыми словами, как будто английский был ему не родным языком или что-то в этом роде. Реджина снова подумала о том, где он жил и как они познакомились.

— Тем более. Хороший повод узнать ее поближе, — заметила она.

— Ты почему-то вдруг очень начала интересоваться моей личной жизнью.

— Я… — Вот черт! — Я подумала о Люси.

Она два года была учительницей Ника. В первом классе и втором.

— Я этого не знал. — На какое-то мгновение он смутился, чем напомнил прежнего мальчишку, которого мать забрала с острова. — Мы не придавали большого значения семейным отношениям.

Но это было неправдой. Барт Хантер был настолько подавлен уходом жены, что Люси отказалась от места в графстве Камберленд ради того, чтобы работать учителем на острове и вести хозяйство в доме. Калеб был заботливым, любящим братом и после возвращения из Ирака начал мучительный процесс примирения с отцом.

— Ты хотел сказать, что это ты не придавал большого значения семейным отношениям.

Он пожал плечами.

— Ну, если тебе так больше нравится…

Но ей это не нравилось вообще.

На следующий день Реджина сидела в туалете и, стараясь сдерживать панику, мысленно подсчитывала дни в своем женском календаре.

Срок ее месячных пока не прошел, оставалось еще — она снова пересчитала в уме — два дня. Это не могло быть задержкой, она просто не могла быть беременна!

Сердце ее тоскливо сжалось.

Теоретически, в общем-то, могла.

Можно было проверить это с помощью теста на беременность. Реджина представила себе, как идет в продуктовый магазин, просит у юной дочки Уайли этот самый тест, и ее передернуло. После этого в очереди к кассе определенно начнется обсуждение.

Она судорожно сглотнула. О'кей, никаких тестов. Пока никаких. Подождем, пока нужно будет поехать на материк, В Рокланд или куда-то еще. Там она это и купит. А до тех пор ей остается только считать дни, молиться и держаться как можно дальше от Дилана. Никаких-Семейных-Уз Хантера.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Дилан жил в человеческом обличье среди людей и чувствовал себя так, будто его голым вытащили из воды на скалы.

Он неподвижно стоял на пристани за артелью промысловиков лобстера, мучительно страдая от отсутствия котиковой шкуры и тоскуя по кипучей жизни и свободе в море.

Руки его были сжаты в кулаки. Он и раньше задерживался в облике человека — иногда для секса, а чаще просто в одиночестве — на острове, который ему завещала мать. Но никогда это не было так надолго. И никогда в окружении других существ, которые претендовали на место рядом с ним, на часть его внимания. Из-за постоянного контакта с людьми он чувствовал себя изможденным и лишенным кожи.

Неудивительно, что старый король Ллир «ушел под гребень волны», как вежливо выражались селки относительно тех, кто настолько глубоко погрузился в себя и в морскую пучину, что потерял желание и способность принимать облик человека.

Аромат океанской воды забивался исходившим от дощатых стен сложным терпким запахом, в котором можно было различить дизельное топливо, моторное масло, кофе, пот и сигаретный дым. Рыбаки заходили в это невысокое деревянное здание, чтобы продать улов, купить наживку, горючее и резиновую ленту для конвейера, пожаловаться друг другу или поделиться сплетнями. Дилан чувствовал, как их взгляды бегают по его телу, словно мухи, но ни у кого не возник вопрос относительно его присутствия здесь. Его здесь приняли — он не был одним из них, но все же считался человеком с острова.

Он прислушивался к их разговорам и пытался из болтовни о погоде, ловушках и ценах выяснить, что могло понадобиться на Краю Света демонам.

— Он не имеет права ставить свои ловушки на этом рифе, — говорил один мужчина другому. — Поэтому я обрезал веревку и привязал ее у буйка.

Его собеседник кивнул.

— Это будет ему наукой.

— Так-то лучше. — Шум подходившей к причалу шхуны, казалось, подчеркнул угрозу в его голосе. — Или в следующий раз я просто обрежу веревку.

Дилан мысленно улыбнулся. Очевидно, люди могли отстаивать свою территорию, как и селки.

Лодочный мотор заглушили. Еще один рыбак, подумал Дилан. Он обернулся и замер на месте. Обычное приветствие застряло у него в горле.

Прибывшей шхуной была «Милая Саро». Он узнал ее очертания еще до того, как прочел название на борту. А рыбаком был Барт Хантер.

Его отец.

Он совсем старик! Дилан встречался с ним на свадьбе, но сейчас, увидев отца без парадного костюма и при свете дня, осознал это с новой силой.

Барт Хантер всегда был крупным мужчиной. Дилану достался его рост, Калебу — широкие плечи и большие рабочие руки. Но годы или пьянство поспособствовали тому, что мяса на этих крепких костях стало намного меньше, лицо обветрилось, волосы выгорели на солнце, и теперь этот суровый седой старик стал похож на старую мачту. Человек. Старый.

Как Дилан мог когда-то бояться его?

Они пристально разглядывали друг друга через все сужающуюся полоску воды.

На свадьбе они почти не разговаривали. Дилану нечего было сказать человеку, который четырнадцать лет фактически держал его мать в плену.

Но прежде чем он успел что-то сообразить, Барт уже швырнул ему швартовочный конец.

Дилан автоматически поймал его. Старые привычки не исчезают. Ему было восемь или девять лет, когда он начал работать на лодке отца, — тяжелая, мокрая, грязная работа в резиновых перчатках и сапогах, слишком больших для него…

Дилан привязал конец, проклиная воспоминания, связывавшие его крепче любой веревки.

Потом он отвернулся и, не говоря ни слова, пошел прочь.

— Не суди меня, мальчик! — крикнул вслед ему Барт.

Слова ударили в спину, словно камни.

— Ты не можешь судить меня!

Дилан даже не обернулся.

Он взбирался по дороге, круто уходившей от пристани вверх, как будто пытался убежать от нараставшего в нем чувства, которое выворачивало внутренности и когтями скреблось под кожей.

Он жадно втягивал прохладный океанский воздух в тщетной попытке укротить зверя, бушевавшего