Он отодвинулся и, по-прежнему стоя на коленях, прижал руку к ее губам.
— Я еще не закончил с тобой.
Ох
Реджина сжала ноги. Или попыталась это сделать, потому что он помешал ей. Она должна сказать ему — вежливо сказать! — что с нее достаточно.
И дело не в том, что она не была ему благодарна. Она впервые за долгие годы испытала оргазм от одного только прикосновения мужчины. Она была обязана этим ему.
Он стянул с нее платье, и Реджина задрожала.
Ей действительно нужно было что-то сказать! Он потянул вниз ее трусики. Его волосы касались ее живота, дыхание обжигало… Она залилась краской.
— Ой, послушай, не нужно…
Он провел языком по ее бедру, и в голове у Реджины помутилось. Она больше не могла говорить. Ей уже не нужно было… ничего делать. Она попала в плен его теплых настойчивых рук и нетерпеливого опытного рта. Он все не отпускал ее, а над ее головой кружилось звездное небо, внизу слышался шепот волн, и казалось, что земля плывет под ногами. Она сопротивлялась, но давление внутри нарастало, словно закручивали пружину, и она уже была не в силах этого выносить, пока снова не кончила между его руками, под его губами.
Он замер. Она чувствовала себя ослабевшей и обессиленной. Он тяжело дышал, грудь его была теплой и влажной. Она скользнула пальцами под его рубашку, к глухо бившемуся сердцу. Потом услышала тихий звук расстегиваемой молнии, и он лег туда, где только что был его рот.
«О да…» — подумала она.
А затем: «О нет…»
А после, почувствовав его горячее естество: «О черт…»
Она задохнулась.
— Остановись!
Он замер, но ненадолго.
— Нет…
Чтобы не закричать, она закусила нижнюю губу. Он был очень приятным, твердым и приятным, он заполнял ее всю, распирал изнутри.
Она била его в плечо в такт с толчками.
— Я не хочу… ты не должен… я могу забеременеть!
Последние слова превратились в вопль.
Он чуть откинулся назад, блеснули черные глаза.
— Ну и?…
Она снова ударила его.
— Убирайся!
Со смешанным чувством облегчения и неудовлетворенности Реджина почувствовала, как он вышел из нее.
Но он тут же развернул ее лицом к скалам и обхватил руками за бедра.
Чтобы не упасть, она оперлась ладонями о холодную и шершавую поверхность камня.
— Что ты делаешь?
Глупый вопрос. Она чувствовала, как его напряженный член терся и давил сзади, мокрый и скользкий от ее сока, крадущийся в расщелину между ягодицами.
Она окаменела, во рту пересохло от ужаса и желания.
— Ох… нет. Я не…
Его рука обвилась вокруг ее талии, он прижал ее к себе.
— Молчи.
Она сжала зубы. О'кей, она действительно обязана ему. Но не настолько…
Он обеими руками сжал ее бедра и навалился сверху. Его пальцы впились в ее тело. Он конвульсивно дернулся. Она ощутила горячее дыхание у себя над ухом и почувствовала что-то теплое и липкое на пояснице.
Его теплое тяжелое тело содрогалось у нее за спиной.
Где- то под сердцем шевельнулась странная нежность. Оторвав одну руку от камня, она погладила его по ноге. По бедру. Нога была волосатой, твердой, мускулистой. Он повернул голову и уткнулся лицом в ее волосы. От этой неожиданной ласки что-то перевернулось у нее в груди.
Она в изнеможении закрыла глаза и положила голову на камень.
Постепенно тело ее остыло. Его дыхание выровнялось. Она уже могла воспринимать окружающее: твердый камень под коленями, туман, поднявшийся вокруг голых ног, насыщенный соленый запах моря и секса…
А потом он отпустил ее.
Она услышала, что он одевается, и вздрогнула от холода.
— Ты кое-что потеряла.
Голос его был глубоким и вежливым. Голос Калеба. Реджина открыла глаза.
— Чувство собственного достоинства?
Он даже не улыбнулся.
О'кей, получилось неудачно, действительно ничего смешного. Она сглотнула, чувствуя, как на нее, словно прилив, накатывает отрезвление. Совершенно не смешно.
— Свои трусики, — ответил он.
— Точно.
Покраснев, она обернулась. А вот и они. Пряча глаза, она выхватила клочок нейлона у него из рук.
— Спасибо.
Он наклонил голову.
— Не стоит благодарности.
Если бы он ухмыльнулся, она бы его убила.
Он смотрел с раздражающим и лишающим ее мужества равнодушием, как будто никогда не был внутри нее, как будто они никогда…
Реджина скомкала чертовы трусики и зажала их в кулаке. И что теперь?
— Ты собираешься вернуться к столу? — спросила она.
— Мне нечего там делать.
Это правда.
Реджина закусила губу, испытывая облегчение и разочарование одновременно.
— Ты мог бы попрощаться.
Не с ней, разумеется. Ей совершенно безразлично, что она больше никогда его не увидит. Он пожал плечами.
— Маргред даже не заметит, что я ушел.
— Зато твой брат заметит.
Черные глаза Дилана блеснули.
— Я приехал сюда не ради брата.
Наступило неловкое молчание, нарушаемое только шепотом волн и шелестом гальки, напоминавшим бряцанье китайских колокольчиков «музыка ветра». Со стороны палатки к ним долетали обрывки песен, слишком слабые, чтобы Реджина могла разобрать мелодию или слова. Она открыла рот, чтобы сказать хоть что-то, хотя бы что-нибудь.
— Ты знаком с Мэгги? — спросила она. — Ты знал ее еще до того, как она вышла замуж?
— Да.
