слушая шелест ветра.
Дрозд приземлился на соседний кол, поднял живой, яркий глаз, и снова улетел. Муравей, блуждающий по колеям, проложил путь по неподвижной руке девушки. Мысль образовывалась медленно, бледный выстрел из ядра сознания.
Она не принадлежала этому месту, разбитая, отрезанная от земли.
Больше нет.
Вздыхая, девушка приподнялась на локте, а затем на колени. На ноги. Ей нужно идти… Глубоко внутри, было захоронено слово, жирное, круглое слово, покрытое плесенью разочарования. Дом. Ей надо идти домой.
Следуя зову крови, движению памяти, она направилась неуклюжей шаркающей походкой к дороге.
ГЛАВА 4
Калеб наблюдал за Мэгги, размешивающей в кружке еще одну полную ложку сахара. Они сидели за кухонным столом, спустя менее чем двадцать четыре часа после встречи с принцем селки. Ночной ветерок просачивался сквозь открытое окно, принося с собой аромат соленой древесины.
Все было так, как он мечтал, Мэгги, в его доме и в его жизни, разделяющая с ним свои мысли в конце дня. После двух месяцев брака он знал ее вкусы и привычки, знал, что она любит сладкий кофе, открытые окна и первым делом с утра — секс.
Но он не знал, как дать ей то, что она хочет. Не в этот раз.
— Может быть через пару лет, — сказал Калеб. — Когда все успокоится…
Она искоса взглянула на него.
— Когда мне семьсот пять лет?
Он накрыл ее руку, лежащую на столе, своей.
— Ты выглядишь не старше трехсот.
— Какое утешение. — Но она улыбнулась и, перевернув ладонь, переплела их пальцы. — Калеб, все в порядке. Я счастлива здесь. С тобой.
Его плечи слегка расслабились.
— Тогда, утром я дам Конну наш ответ.
Маргред обхватила кружку свободной рукой.
— Что насчет Люси?
Калеб снова почувствовал напряжение в шее.
— А что с ней?
— Когда я впервые встретила ее, я подумала… Я почувствовала… — Маргред покачала головой. — Она ведь дочь твоей матери.
Все в нем отвергало эту мысль. С тех пор, как Люси была малышкой с пухленькими ножками и улыбкой «люби меня», она была его. Он единственный заботился о ней. Защищал ее. Справлялся с ее обедами и царапинами, читал ей сказки и укладывал спать.
— Люси человек, — коротко сказал он. — У нее никогда не было Обращения.
Селки сохраняли форму, в которой родились, до того времени, как они достигали половой зрелости. Котики жили, как котики от трех до шести лет, селки, родившиеся людьми, оставались в человеческом обличие до половой зрелости. Когда Дилану, брату Калеба, исполнилось тринадцать, он обратился в первый раз. Его превращение разделило семью. Атаргатис — Элис, так звал ее их отец, — вернулась со своим старшим сыном в море, оставив позади мужа, десятилетнего Калеба и малышку Люси.
— Откуда ты знаешь? — спросила Маргред. — Тебя здесь не было.
Калеб провел рукой по своим коротким волосам.
— Ради Бога, она позвонила мне из школы, чтобы сообщить, что у нее начались месячные. Думаешь, она не упомянула бы нечто столь незначительное, как выросшие плавники и мех.
— Упомянула бы?
Калеб сжал челюсть.
— Люси такой же человек, как и я, — настаивал он. — Если бы она им не была, ты бы знала. Ты бы почувствовала это. Или почувствовал бы Дилан.
— И все-таки она из рода твоей матери. Если бы у нее был ребенок…
Он не хотел думать об этом. Его сестра только что из колледжа. Едва из пеленок.
— Давай не будем раньше времени придумывать себе трудности, — сказал Калеб. — Господи, да у нее даже нет постоянного парня.
— Как не было и у Реджины, до встречи с твоим братом, — обратила внимание Маргред.
— Какова вероятность того, что моя сестра забеременеет от селки? До тех пор, пока Люси придерживается своего вида, у нее все будет в порядке.
Мэгги приподняла бровь.
— В самом деле?
Черт.
Он своего вида не придерживался. Также как и она, слава Богу.
— Я только имел в виду… Ты сама мне сказала, что большинство из потомства людей и селки — люди. Люси — селки только наполовину. Если она выйдет замуж за смертного человека, их дети, возможно, тоже будут людьми. Они будут в безопасности.
— Человеческие дети Люси были бы в безопасности, — повторила Маргред.
Калеб нахмурился.
— Возможно. Демоны никогда не приходили за Люси.
— Тогда почему ты полагаешь, что наш ребенок был бы в опасности?
— Потому, что Мэгги, черт возьми, ты — селки.
— Больше нет.
— Ты — селки. В твоей крови. В твоих генах. А у меня гены матери. Сочетание… — Его горло сжалось от страха за нее. — Это слишком опасно.
— Не ты ли говорил не придумывать себе трудности раньше времени?
— Мэгги, если ты забеременеешь, то с таким же успехом ты могла бы нарисовать мишень на своем животе. Демоны придут за тобой. Ты можешь умереть.
Эта мысль пронзила его внутренности. Он сжал ее руку.
— Я не могу потерять тебя.
— Сердечко мое. Любовь моя. — Ее голос был ласковым, глаза темными и нежными. — Все смертные умирают. Сейчас или через пять лет, или через пятьдесят… что из этого может сравниться с вечностью? И все же я предпочла бы один год с тобой, чем тысячелетие без тебя. Теперь я — человек. Позволь мне быть человеком.
Она была всем, что он когда-либо хотел. А она хотела семью. С ним.
— Это риск, — упрямо настаивал он.
— Жизнь есть риск. Я выбираю эту жизнь с тобой. Позволь мне прожить ее в полном объеме.
Ее любовь потрясла его.
Ее вера пристыдила его.
— Мэгги
Дерьмо.
— Я никогда не мог устоять перед тобой.
Ее улыбка была медленной и соблазнительной. Она была так прекрасна, с широко посаженными, темными, понимающими глазами и улыбкой «иди и трахни меня».
— На это я и рассчитываю.
— У тебя с твоим предыдущим партнером не было детей. Что если я не смогу дать тебе ребенка?
— Уровень рождаемости селки снижался на протяжении веков. Может оказаться так, что я бесплодна.
