— Верно. Я предполагаю, что должна быть благодарна, что ты побеспокоился найти лодку.
— Я выбрал ее для тебя. После… — После того, как он взял ее среди виноградной лозы и тыкв. — После того, как мы встретились, — выкрутился Конн.
— Выбрал ее?
— В вашей гавани.
Она сдвинула брови, копируя взгляд своего брата Калеба.
— Ты имеешь ввиду, украл ее.
Конн пожал плечами.
— Селки не обзаводятся собственностью, как люди. Мы плывем по течению, как волны в море. И принимаем подарки, которые выносит приливом.
— Значит, ты просто берешь то, что хочешь.
Его раздражало осуждение в ее тоне. Он был селки, одним из Первого сотворения. Он не нуждался в ее одобрении.
— Мы берем то, что нам необходимо, — он встретил ее пристальный взгляд, позволяя памяти об их соитии вспыхнуть между ними. — И то, что предлагается.
Она густо покраснела. Но не отвела взгляд.
— Куда ты меня везешь?
— Домой, — он кивнул на правый борт, где берег раскачивался вверх и вниз в ритме лодки. — В Убежище.
Люси сжала кулаки так, что костяшки пальцев побелели, но взгляда не отвела.
— Это не дом. Не мой дом.
Он не хотел ее принуждать к этому. Но чем скорее она примет свою судьбу, тем легче будет им обоим.
— В свое время станет, — сказал он.
Конн на это надеялся.
— В свое время? — ее голос сорвался, в панике. Или в гневе. — Как долго ты будешь держать меня там?
Конн не ответил.
Она схватила выбившуюся прядь волос, отводя ее от лица. Позади нее белые барашки тянулись за лодкой по глубокому синему морю.
— Как долго? — настаивала она.
Что-то зашевелилось в его сердце, червь сомнения или жалости. Он уравновесил кливер, избегая встречаться с ней взглядом.
— Ты — дочь Атаргатис. Ты претворишь в жизнь пророчество. Также как и я должен это сделать.
— Как претворю? Я ничего не могу сделать.
— Твои поступки говорят иное.
— Что? Это потому что я разнесла каюту? Это было заблуждением. Ошибкой. Как и заниматься с тобой сексом.
Глаза Конна сузились. Его люди дрожали бы. А эта девочка встретила его пристальный взгляд, ее глаза печальны, губы сжаты. Независимо от того, кем она была, она точно не была трусихой. И дурой она тоже не была.
— Ты подарила мне свое тело, — немногословно объяснил он, чтобы ей легче было понять. — В соответствии с представлениями твоего вида, мы связаны.
— Мы занимались сексом. Это не делает меня твоей самкой.
— Разве нет? — на лице Конна мелькнуло подобие улыбки.
Она раскрыла рот и тут же поспешно его закрыла.
— Ты не можешь отрицать, что в тебе течет кровь твоей матери, — сказал он.
— Я не знаю, почему ты ожидаешь, что я буду чувствовать себя обязанной быть верной дочерью своей матери. Она не была верна мне, нам.
— Твоя мать возвратилась на свое законное место в море. В этом была ее природа. Ее судьба. Как и твоя — последовать за ней.
— Я — не моя мать.
— Очевидно, не она, — отрезал Конн. — Атаргатис была поистине дитя моря.
Она была беспокойной, яркой, подвластной прихотям момента и бурям своих капризов, уверенной в своей красоте и власти.
Все же он никогда не искал компании селки, никогда не брал ее в свою кровать.
Никогда он не хотел ее так, как жаждал ее высокую, бледную, упрямую дочь. Как дыхание в его легких, как пульс его крови…
Конн застыл. Проклятье, черт побери.
Он не хотел ее. Она была просто необходимым средством для достижения желанной цели. С ее помощью он мог сохранить родословную ее матери и его людей. Но она не была одной из них. Она не была селки.
Ветер, огибая скалы, переместился к воде.
Он закрепил кливер петлей вокруг лебедки.
— Мы должны двигаться дальше. Держи этот конец и потяни, когда я скажу.
Люси протянула руку, чтобы помочь Конну, но затем просто снова села на скамью.
— Ты не думаешь, что это перебор? Просить меня содействовать в моем же похищении?
— Кливер, — сказал он. — Если конечно ты не предпочитаешь плыть.
Он видел, как она прониклась чувством собственного достоинства. С таким же достоинством она носила и свой несуразный желтый дождевик.
— Сейчас, — скомандовал Конн, когда они начали подходить к берегу.
Кливер захлопал на ветру и затем натянулся, подгоняемый ветром. Захватив веревку, она затянула кольцо.
Словно это была петля вокруг его шеи.
Она проворачивала лебедку, осаживая парус.
— Значит, она вернулась в море. И что? Что произошло?
Он думал, что она об этом знала. Разумеется, братья рассказали ей?
— Она умерла.
— Ты сказал, что селки бессмертны.
Конн смотрел на ее опущенную голову, жалость в нем смешивалась с раздражением. Она думала, что снова увидит мать? Глупая человеческая надежда. Даже если бы Атаргатис переродилась в морской пене, как это и происходило с людьми моря, она вряд ли бы вспомнила о своей маленькой дочери.
Он установил курс.
— Мы не стареем и не умираем, как люди. Но нас можно убить.
Люси сняла с лебедки ручку и убрала ее подальше в кабину. Она зареклась плавать на лодке, но жизнь в домашнем хозяйстве рыбака научила ее, как легко инвентарь падает за борт.
— Что погубило мою мать?
— Она утонула. Не прошло и года с тех пор, как она оставила тебя, она оказалась в ловушке в сетях рыбака.
Люси подняла голову, глаза были цвета моря в облачный день.
— Значит, ее судьба не принесла ей ничего хорошего, не так ли?
На это у него не было ответа.
Люси схватилась за веревку, закрепленную вдоль раздутых бортов шлюпки. Ее мутило от легкого хлюпанья волн о лодку. Она убрала ноги под сиденье, подальше от котиковой шкуры, лежащей на полу. Как кошка во время дождя, одним глазом она бдительно следила за водой, другим — за приближающимся берегом.
Сухая земля. Твердая почва.
Наконец.
