— Этим утром. Она сказала, что чувствует себя немного лучше. Отец даже приготовил для нее чай.
— Наш отец?
Дилан скривил губы.
— Она так сказала.
— Итак, со всеми все в порядке, — медленно резюмировал Калеб. — Все в порядке.
— Не со всеми, — сказал Дилан. — Не с Конном.
— Он не попадает в мою сферу влияния. Это не моя юрисдикция.
— И тебя не беспокоит, что он уехал, не сказав нам.
— Он — селки. Это — то, что селки и делают.
Дилан поднял бровь.
— Все еще горюешь по нашей матери, мой маленький братишка?
Калеб стиснул зубы.
— Дело не в нашей матери.
— Принц думает иначе. Если пророчество правдиво…
— Если бы он хоть на грош верил в пророчество, то слонялся бы поблизости.
— А если он не мог, — предположил Дилан. — Я знал бы, прорвались ли демоны через доверенную мне территорию. Но, должно быть, что-то случилось, и Конн вернулся в Убежище.
Нутро Калеба горело — вернулось то ощущение, как после плохого кофе.
— Это — его проблема, — мрачно сказал Калеб.
Он встретил пристальный взгляд неподвижных черных глаз Дилана.
— До тех пор, пока она не станет нашей.
Лодка неслась, подгоняемая порывами ветра, взлетая и падая на волнах. Паруса находились почти под прямым углом к корпусу, их полотнища натянулись. Волосы хлестали Кона по лицу.
Он оскалился, наслаждаясь этим неистовством и контролем, скоростью столь же пьянящей, как свобода. Его присутствие у руля едва ли было необходимо. Волшебство направляло ветер, заполняющий паруса. Но ему нравилось знать, что он не потерял свою связь с парусами, несмотря на столетия, которые прошли с тех пор, как он покидал дом в последний раз.
Остров появился из окружающего их моря, между глубоким лесом водорослей и открытым всем ветрам небом, неподвижный, как якорь. Сияющий, как мечта.
Убежище.
Стремление к обладанию сжало его грудь. Он смотрел сквозь пряди своих волос, пытаясь увидеть свой дом глазами постороннего человека. Глазами Люси.
Зелень сошла с холмов вслед за минувшим летом, но сегодня солнце проникло сквозь туман и освещало старинные башни как по-волшебству. Вкрапления гор искрились, как брошенные горсти крупных алмазов. Стайка морских птиц дрейфовала у южного утеса, крича слабое и отдаленное приветствие.
Оценит ли девушка, спящая под палубой, холодную абсолютную красоту его острова? Как она может не оценить?
Непрошенные, ее слова возникли перед ним: «Я не просила меня сюда приносить. Ты должен вернуть меня домой».
Руки Конна сжались на руле, его хорошее настроение пропало, как переменчивый ветер. Он был так же связан своими обязанностями, как она — своей судьбой. Ее страхи и его сожаление были одинаково не важны. Не может быть пути назад, холодно подумал Конн.
Для них обоих.
Он услышал ее прежде, чем увидел: скрип люка, мягкая поступь. Он почувствовал ее запах, человека, женщины, такой милой.
Он повернул голову.
Люси цеплялась за перила, ноги дрожали. Он почувствовал порыв подойти к ней, поддержать ее под локоть. Но селки не прикасались без причины. Только во время борьбы или спаривания, что было демонстрацией обладания и страсти, в равной степени.
Она все равно не обрадовалась бы его помощи. В каюте она отскочила от него, от прикосновения его шкуры.
Вчера она нашла огромный желтый дождевик и голубой комбинезон в одном из шкафчиков, на которые и променяла тепло его котиковой шкуры. С курткой, свисающей ей до колен и рукавами, закатанными до запястий, она выглядела нелепо, привлекательно и очень, очень молодо.
«Достаточно стара», — сказала она тогда.
Для занятий сексом? Без сомнения.
Для всего остального? Он не был уверен. Конн правил девять столетий. И жил намного дольше этого. Но Люси была молода, даже по человеческим меркам. Даже Дилан был стар для нее. Люси могла не знать о его реальном возрасте, и быть совершенно без понятия о том, что от нее требовалось.
Его пристальный взгляд упал на ее узкие голые ступни, ниже закатанных штанов.
И внезапно она возникла в его голове, воздух вокруг заряжен потом, сексом и запахом чего-то зарождающегося. Ее длинное тело, поднимающееся с земли, чтобы встретить его, спариться с ним, взять его. Крошечный драгоценный камень, вспыхивающий на ее гладком животе. Солнце, иссушающее его плечи, когда он погрузился в нее, мужчина к женщине, один пол к другому, власть к власти…
Ошеломленный и взволнованный, сердцем и всем своим существом, Конн увлекся своим видением. Кровь шумела в ушах.
Он отвлекся и ослабил хватку, ветер тут же подхватил судно. Лодка повернула. Мачта раскачивалась.
— Осторожно! — закричала Люси.
Тяжелое парусное крепление смело кабину, увлекаемое ветром, который освободился от силы его волшебства и переменил направление. Конн нагибался, проклиная паруса и потерю контроля.
Палуба сильно наклонилась, зарываясь носом в воду.
Он ловил ветер главным парусом, толкая кливер на подветренную сторону. Ветер усиливался. Паруса загрохотали и раздувались. Лодка кренилась, вставая на дыбы, как своенравная лошадь, и прыгала прямо на волны.
Люси с трудом добралась до скамейки и села. Волна ударила по борту. Люси отскочила от накативших брызг как кошка.
Конн поднимал тугой главный парус с помощью лебедки.
— Спасибо.
Она уставилась на него безучастно.
— За предупреждение, — сказал он.
— Едва ли я могла позволить тебе вывалиться за борт.
Он был доволен.
— В самом деле.
— Я имею в виду, — сказала она. — Я не умею управлять лодкой. И плавать тоже.
Ах. Он вспомнил. Она боялась воды. Невероятно, для дочери селки.
— Ты должна научиться ладить с морем, — сказал он.
Она выпрямилась в своей безразмерной одежде.
— С морем все отлично. До тех пор пока оно само по себе, как и я. Когда нарушаются эти границы, мне становится не по себе.
Он признал ее вызов. Очень немногие смели бросать вызов ему.
Он должен был оскорбиться. Но вместо этого он был рад. Она была сильна духом, эта дочь Атаргатис.
Он посмотрел перед собой.
— Это всего лишь вода.
Она судорожно сглотнула, когда посмотрела на возвышающиеся волны, бегущие вдоль корпуса лодки. Ветер хлопал в парусах.
