— Все в порядке, — мягко солгал он.
Все смертные создания умирают. По крайней мере, он не потерял ее. На этот раз.
Он присел около Мэдэдха и положил руку ему на голову. Ниже спутанной окровавленной шерсти торчали острые кости. Дыхание собаки походило на хрип, теплое и слабое. Золотистые глаза остекленели, задние лапы дернулись, как будто собака бежала во сне лежа около стола своего хозяина перед горящим камином.
В пересохших и занесенных песком глазах Конна защипало. Он не плакал. Селки не плачут. Всего лишь собака, с отчаянием сказал он себе. Одна из сотен за минувшие столетия, верная и легко заменимая.
Его горло сжалось от горя.
Он не мог излечить его раны. Этот дар был потерян для его людей еще до правления его отца.
Но кое-что он мог сделать.
Он погладил жесткую шерсть. Он направил свою силу через свои руки, через спутанные внутренности, разорванную плоть и истерзанные нервы, вбирая в себя боль, облегчая страдания собаки и ее уход.
Люси встала на колени подле него, волосы упали на ее лицо и его руки, от ее горючих слез у Конна сводило горло.
— До свидания, друг, — прошептал он хрипло. — Покойся в мире и пусть тебе снятся кролики.
Люси шмыгнула носом. Одинокая слеза упала на тыльную сторону ладони Конна.
И зашипела.
Он затаил дыхание от боли и удивления, та единственная слеза обожгла его ладонь, вонзилась в нее словно гвоздь. Рядом с ним пылала Люси, излучая волны тепла. Он схватил ее руку и накрыл ею свою ладонь, их пальцы сплелись в окровавленной шерсти собаки. Он чувствовал, как волшебство пульсировало в их руках, обжигающий поток, который поднимался в ней и перетекал в него длинными, низкими, вздымающимися волнами, наводняя все бесплодные глубины его опаленной души. Он был пропитан силой, утопая в ней. Это изливалось в него, в живот и легкие, в рот и глаза, текло, заполняло, росло, выплескивалось огромной золотой волной. Смутно, он слышал крик, словно спасатели кричали с берега, и в то же мгновение его накрыло и унесло потоком силы. Он старался направить поток, который в нем громыхал, ведя его по направлению к ранам Мэдэдха, чувствуя, как он пенится и кружится среди хаоса разорванных тканей и отторгнутых органов.
Собака зевнула, содрогнулась, покачнулась, вставая на лапы. Снова крики, снова тени, беспокойное движение вдоль краев потока. Волшебство ревело в его голове, выливалось через его вены.
Волна обрушилась и рассыпалась ослепительными брызгами голубого и желтого, яркими как осколки драгоценных камней. Люси вскрикнула и осела на землю. Пульсирующие волны волшебства вытекали, оставив Конна ослепшим и бездыханным в его пробуждении. Собака была цела, а девушка без сознания лежала на пропитанной кровью земле.
Сознание возвратилось фрагментами и заполнило пробелы, как свет огибает и заполняет пространство вокруг зашторенного окна. Люси вздохнула. Ее ложе было бугристым. Щека покоилась на чем-то твердом. Твердом и удивительно удобном.
Она не хотела двигаться. Чего уж там! Она не была уверена, что сможет открыть глаза. Она чувствовала слабость, легкость в голове и пустоту в желудке, как будто много дней провалялась в постели с гриппом.
— Нам соорудить носилки для тэргэйр ингхин? — спросил кто-то.
— Нет, — низкий голос поколебал ее волосы. Она почувствовала запах сажи, пота и возбуждающий соленый и крепкий запах моря. — Я сам понесу ее.
Она узнала этот голос. Голос Конна. Она сидела у него на коленях, в колыбели его рук. Дыхание приводило в движение его грудь, вверх и вниз, словно океан.
— Мой принц… Ваша рука…
— Я сам понесу ее, — заносчиво повторил Конн тоном «лучше не связывайтесь со мной».
Она улыбнулась, уткнувшись в его плечо.
Рука, которая служила ей подушкой, напряглась.
— Люси, — одно только хриплое слово надежды.
Она поняла, что все-таки может открыть глаза.
Его серебристые глаза сияли на резком, осунувшемся лице.
Ее сердце сжалось. Что-то произошло, подумала она. Хорошее? Плохое? Она вспомнила, как встала на колени рядом с ним и собакой…
Люси облизала губы.
— Мэдэдх?
На лице Конна вспыхнуло выражение облегчения.
— Он здесь, — сказал Конн.
Собака уткнулась мордой в Люси, виляя хвостом. Инстинктивно, Люси вытянула руку, принимая ладонью нежные, влажные поцелуи. Она потрепала собаку по голове, похлопала грязный, покрытый коркой засохшей крови бок.
Люси заморгала. Раны пса будто испарились.
— Я не… — Понимаю.
— Ты исцелила их обоих, — сказал Конн, внимательно наблюдая за ней. — Мэдэдха и Йестина.
Она почувствовала пустоту в груди. Кровь стучала в висках.
— Я не делала этого…
Она замолчала, вспоминая огромную золотую волну, порыв силы слишком могучей, чтобы сдержать или контролировать ее.
— Йестин подбежал к тебе, когда ты упала, — продолжил Конн, с бледным от волнения лицом. — И когда он прикоснулся к тебе, его раны излечились.
У Люси пересохло во рту. Она не могла говорить.
Йестин встал перед ними на колени, его побелевшее лицо переполняли эмоции. Он взял ее мягкую влажную руку в свою невредимую руку — Люси заметила черные полумесяцы крови у него под ногтями — и прижал ее пальцы ко лбу.
— Тэргэйр ингхин[2], — сказал он, задыхаясь от волнения.
Люси закусила губу.
— Гм.
Слова Йестина многократным эхом отразились от скал, были подхвачены и повторно произнесены несколькими людьми — хранителями — стоящими рядом. В ожидании. Чего они ждали? Она узнала Гриффа, который улыбнулся ей со сдержанной гордостью, и высокого человека со светлыми волосами с проседью, который называл ее племенной кобылой Конна.
Она задрала подбородок. Он посмотрел на нее в ответ. Его глаза были золотистыми, как у Йестина. Странная мимолетная улыбка коснулась его губ прежде, чем он склонил голову.
Она сжала пальцы в мохнатой шерсти Мэдэдха.
Грифф выступил вперед. Он не преклонял коленей, как Йестин. Но он поклонился и также поднял ее руку, коснувшись пальцами своего лба.
— Тэргэйр ингхин.
— Только не начинайте опять, — умоляюще сказала Люси.
— Он делает тебе честь, — раздался голос Конна позади нее.
Она повернула голову, чтобы посмотреть на него.
— Почему? Что они говорят? Что это означает?
— Ты — дочь Атаргатис.
— И что? — спросила Люси, сбитая с толку. — Мы это и раньше знали.
— Обещанная дочь, — серьезно объяснил ей Конн. — Тэргэйр ингхин. Та, которой предсказано изменить равновесие сил и спасти наш народ.
