Дети Робинзона Крузо

— Видите ли, граф, бытовое пьянство — первый шаг к алкоголизму, — пожурил дружок-приятель. И потащил всех в ресторан. Икс запротестовал: давно был не при деньгах. Люсьен пихнула его в бок:

— Будь спок! — шепнула она. Кулак у нее действительно оказался каменный — не зря королева троллей. — С баблом порядок. А с похмела надо хорошо пожрать.

В ресторане Икс танцевал. Впервые за много лет. Они втроем лихо отплясывали лезгинку в обществе изумленных кавказцев.

— Хачи обалдели от Люсьен! — хвалился дружок-приятель. — Она пьяная в сопли, а двигается, как лань. Ну... правда, очень большая.

«Хачи» действительно обалдели от Люсьен. Их глаза были печальны. Но мужественные сердца бились в предвкушении роскоши. Видимо, гора женского мяса действовала на них несколько иначе, чем на утомленных жителей мегаполиса. Да и вообще вся их троица смотрелась нелепо и странно: ну что общего может быть у румяного, уже чуть оплывшего креативного директора с наклонностями метросексуала, асоциального маргинала, явно люмпен-алкаша и женщины-башни? Катастрофа, которая с ними произошла, не читалась на их довольных лицах. Правда, пресловутые северные воины спали в обоих кавалерах мертвым сном и были не в состоянии оценить достоинств великанши; спали, да еще пьяно похрапывали.

Потом Люсьен расчувствовалась. Заявила, что у нее есть своя песня. Лет двадцать назад, когда она не была такой большой, а просто очень высокой, некий юноша, ставший впоследствии известным, посвятил ей песню. Лучшую на свете.

— Ну все, граф, началось! — закатил глаза дружок-приятель. — Графиня вплывает в последнюю стадию: плач Ярославны под трек номер пять. Здравствуй, бред!

— Зачем так говорить? — обиделась Люсьен. — Эта песня — все, что у меня есть.

— У тебя еще есть я! — парировал дружок-приятель.

Великанша, печальная королева троллей, пожав плечами, извлекла из сумочки CD, и там под пятым номером действительно значилось: «Колыбельная для Люсьен».

— Видишь? — говорит дружок-приятель. — Пребывает в уверенности, что это про нее.

— Пожалуйста, — попросила Люсьен, — пусть поставят. И хорош на меня наезжать.

Иксу показалось, что она сказала: «не надо меня обижать», но, наверное, это было бы слишком. В смысле — слишком личным.

— Трек номер пять, — объявил дружок-приятель, забрав пластинку и направляясь к музыкантам.— Воспоминание о первом оргазме.

— Вали отсюда! — сентиментально ухмыляется Люсьен. — Че-е, завидно?

— Это было землетрясение! Прикинь: гора кончала...

— Говорю ж: завидно!

Дружок-приятель хоть периодически и подначивал великаншу, но почему-то выполнял все ее капризы. Природу их взаимоотношений Икс поймет намного позже, когда будет уже ничего не исправить.

Трек номер пять зазвучал. Это странно, но на какое-то время в ресторане стало тише. Словно люди перестали разговаривать, словно все захотели, чтобы женщина-гигант послушала столь важную для нее песенку. Песенку-колыбельную, способную утешить.

«Спи-и-и, Люсьен, — полился из динамиков чувственный баритон Александра Ф. Скляра, — Спи-и-и, засни, забудь про свою беду».

Песня оказалась красивой и действительно юношеской. Там было еще что-то про Млечный путь и что-то про звезду. Люсьен сидела с мокрыми глазами.

Потом они двинулись дальше.

«Show me the way to the next whisky bar», — говорит информированный и незамолкающий дружок- приятель.

Боулинг оказался ошибкой. Люсьен чуть не разнесла кегельбан-автомат, и их вежливо попросили вон.

«Свиньи!», — говорит Люсьен...

Дальше смутно: еще несколько заведений, и везде звучит колыбельная для Люсьен.

Лестница в полутемном подъезде. Короткое просветление: Икс обнаруживает, что они все же бухают на его кухне — привет, бытовое пьянство! Не только бухают, оказывается, еще и рассматривают его работы — привет тебе, Тьма! Дружок-приятель рассуждает про писсуар и про Марселя Дюшана. Мол, после него художник перестал интерпретировать мир, а начал творить его, объявил себя богом. И сам попал в эту западню, оказавшись дряхлеющим демиургом, творящим в предсмертных галлюцинаторных конвульсиях. Икс думает, что такой херни в жизни не слышал. У Люсьен стеклянный взгляд и застывшая улыбка человека с перебитым позвоночником. Они пытаются дотащить великаншу в комнату Икса и уложить в постель; она вырубилась, отправилась в свое горное королевство, исчезнувшее задолго до ее рождения. Дружок- приятель заботливо укрывает дамугиганта пледом. Когда раздается первый храп, он склоняется над великаншей и то ли шутливо, то ли печально пропевает ей утешительную песню:

— Спи-и-и, Люсьен. Спи-и-и, засни-и. Забудь про свою пизду.

На кухне горит свет, ночь за окном, запотевшая рюмка водки.

Икс просыпается: оказывается, он вырубился под боком у Люсьен. Дружок-приятель храпит в комнате мамы. Икс снова проваливается в беспокойный сон и словно сокращается в размере, становится маленьким. Щенком в логове волчицы, слепым сосунком рядом с огромной матерью. Нет, эта гора живой плоти много больше, она тянется в разные стороны, как горные хребты, она огромный дракон, и Икс спит под ее защитой. Потому что вокруг — Мир мертвых. Икс прижимается ближе к Люсьен и дрожит. Мертвые пока не знают о нем, они еще не обрели имя, но уже скоро, скоро... Что-то, звучащее странным, почти равнодушным зовом, зовом без надежд и обещаний (только ты все равно откликаешься и идешь) даст им имя.

Икс сиротливо всхлипывает: почему все так вышло? Почему мир вокруг умер? А как же?.. Что сталось с солнцем наших обещаний? Почему так бессмысленно?..

Волна еле уловимого, бесцветного вздоха проходит по выстроившимся друг за другом в унылые бесконечные линии мертвым. Печаль этого места загорается темной надеждой. Вот и все. Икс съеживается в маленький комочек. Он не должен оборачиваться. Не должен. Не должен! Что-то уже совсем рядом. Что-то...

Икс просыпается в холодном поту. Звонил телефон.

— Долго спишь! — раздается в трубке абсолютно бодрый голос. — Ты где должен быть? На десять договаривались.

— А-а? — отвечает Икс.

Это дружок-приятель. В доме нет никаких гостей. Все чисто, прибрано. Потом выяснилось — стараниями Люсьен.

— Так, быстро, — продолжает дружок-приятель, — смочил морду, побрился и приехал!

— Куда? — не помнит Икс. Голову словно сжало тисками.

— Ко мне в контору! — раздался понимающий смешок. — Расслабься, старик, у тебя сегодня трудоустройство. И не пей ничего по дороге.

— А-а, — говорит Икс. Это звучит как согласие.

Икс получил работу. Начал выдавать на гора софт-тьму. Жесткая рука нищеты ослабила хватку. А потом у Икса появился растущий круг собственных клиентов. Он смог себе позволить новый телевизор и стиральную машину для мамы. Он смог позволить себе робкие планы на будущее.

Вскоре они с дружком-приятелем совсем сблизились. Самым простым и естественным образом: на корпоративных вечеринках они напивались быстрее всех. И отправлялись догуливать дальше, иногда прихватив с собой Люсьен. Гнули свое до утра. Наверное, даже в самых эксцентричных клубах Москвы они по-прежнему представляли собой весьма странную троицу. Их везде узнавали; в некоторых заведениях они умудрились попасть в «стоп-лист». Проставлялся всегда дружок-приятель.

— Хоть бы кто из вас, што ль, трахнул меня! — жаловалась великанша. И они ржали — это давно уже превратилось в форму речи, хотя для Люсьен это все же было чем-то вроде бессмысленной мантрынадежды.

Но какие могут быть надежды у трех алкоголиков? Кто, мы?! О нет, только не мы! Мы — веселые