Роман Канушкин
ПОСЛЕДНИЙ ВАРЯГ
Благодарности
Г*** — все наши беседы обладают волшебным свойством перекочёвывать на страницы моих книг
Кате Панченко, которая не только первой прочитала эту книжку, но и конвертировала мои каракули в форму, удобоваримую для большинства честных людей. Так же её замечания по поводу отдельных характеров и романтических взаимоотношений заслуживают отдельного большого труда психоаналитического свойства
Ане Новиковой, режиссёру и соавтору сценария по этой книге, чья упёртость порой доводила меня до белого каления, но без этого, наверное, ничего бы не вышло
Александру Ф. Скляру, моему старому другу, музыканту. У Батона — Сани — были серьёзные замечания по поводу этой книги, и мне кажется, что я их учёл. Нашей традиции давать друг другу свои произведения для предварительной оценки уже лет двадцать, и мне сложно судить по поводу его песен, но мои опусы от этого только выигрывают
Виталику Инге-Вечтомову, Русалке, моему другу, фрирайдеру. Он так же прочитал текст одним из первых, и мне было очень приятно, что книга ему, безусловно, понравилась. Есть ещё кое-что: когда мы с ним катаемся в горах на лыжах и сноубордах, то порой забираемся так далеко, в такие странные места, что героям этой книжки было бы за нас не стыдно
Маше Сергеевой и Бакулину Славе, редакторам этой книги. Есть большая и всё ещё неожиданная радость, когда редакторы тепло принимают текст. И здесь не обойтись без привычного писательского кокетства: их профессионализм и глубокие замечания, знание предмета, истории и отдельных артефактов, безусловно, улучшили книгу, все же огрехи лежат на моей совести упрямца. Возможно, кому-то покажется, что звучит банально, только это чистая правда
Андрею Ферезу, художнику, работавшему уже над второй моей книгой. Здесь всё видно и так, и мне сложно что-то добавить. Возможно лишь одно: в моей практике Андрей — первый художник, который так глубоко работает с книгой, вычленяя из неё что-то, неизвестное даже автору. Получается загадочно и впечатляюще, за что спасибо ему большое.
Пролог
Человек в сером шёл сквозь ночной лес. Его шаги были почти бесшумны. Длинным посохом он раздвигал ветви деревьев, преграждавших путь. Он умел быть тихим, очень тихим.
Человек в сером не боялся тьмы, окутавшей мир. Уже очень давно он жил в ладу с этим миром. Он был мудр и спокоен, и крепость духа заставляла его сейчас пробираться через лес, полный хищных теней и ночных чудовищ. Их он тоже не боялся. Он умел не бояться. Скорее сам лес сейчас притих и настороженно вглядывался в высокую фигуру длиннобородого седовласого старца с тяжёлым посохом волхва в сильной руке. Человек в сером умел внушать почтение окружающим.
Но теперь цель его была близка. На поляне, посеребрённой луной, находилось жилище, укрытое за деревянным частоколом. Что ж, лес — хорошее убежище для усадьбы мирных охотников. Лес надёжно прятал от бесконечной распри родовых князей и от безжалостных хазарских коней, которые всё чаще стали топтать щедрую землю. С трёх сторон лес подходил очень близко к частоколу. И лишь с четвёртой извивалась лента реки, и в ней, как в серебряном зеркале, переливались живые блики полной луны.
Человек в сером не желал зла этим людям. Невзирая на то, что род Куницы, а именно так называли себя люди из племени тиверцев, спящие сейчас в просторной избе с красивым резным крыльцом, признали власть варяжского князя и согласились платить ему дань куницей, соболем или горностаем.
Мир менялся, и человек в сером обязан был хранить его от разрушения.
Но, конечно, не всех людей рода Куницы сморил сладкий сон. Дозорные на островерхом частоколе бдили. Их глаза прекрасных охотников видели во тьме, а уши различали в звуках ночного леса малейший шорох. Да и собаки, охотничьи псы во дворе, заволновались, словно чуя неладное.
Всё это не беспокоило человека в сером. Он умел ещё кое-что. Это было очень древнее умение. И оно передалось ему от его отца, а тому — от его отца, и так было от начала времён, с момента появления первых волхвов, когда они пробудились в этом мире и взяли на себя заботу о его сохранении. Человек в сером умел становиться невидимым. Незамечаемым. Исчезать из сознания людей. Самое интересное, что для хищного лесного зверья, да и многой иной скотины, человек в сером тоже становился неразличим, когда пользовался этим своим умением. Они лишь чувствовали его, чувствовали его скрытую природу, и даже матёрых волков она заставляла, поскуливая, отползать в сторону. Да, было у человека ещё одно умение. Самое древнее. Но им он воспользуется лишь в крайнем случае.
Человек в сером вышел на кромку леса и двинулся к частоколу Дозорные встрепенулись, но к тому моменту лишь слегка примятая трава обозначала его шаги.
А в доме рода Куницы мальчик, которого прозвали Авось, укрыл полотняной тканью свою маленькую сестричку. Девочка была белокурой и необычной. Авось знал это. Хотя, когда тебе девять лет, четырехлетняя сестренка всегда будет казаться самой необычной.
— Авось, Авоська, — шёпотом просит девочка, — покажи лодочку.
— Ш-ш-ш. Спи, — отвечает брат. — Отец заругает. — И всё же показывает сестрёнке вырезанную из дерева лодку, и даже мачта для паруса уже поставлена.
— Касивая… — шепчет девочка.
— Спи, — говорит Авось. А сам прислушивается. С каким-то еще непонятным ему беспокойством оглядывается по сторонам. Прячет лодку и… снова прислушивается. Затем бесшумно спрыгивает с лежанки и прокрадывается к окошку. Смотрит в резную щель ставенки.
— Ты чего? — шепотом просит девочка.
— Не знаю.
— Ну чего?!
— Да не знаю, — тихо отмахивается Авось.
Лукавая улыбка вот-вот растянет губки девочки — братик, наверное, играет с ней. Но Авось, не поворачивая головы, приглядывается и говорит что-то непонятное.
— Стало как-то очень тихо.
Это правда. Эту тревожную тишину слышат дозорные, хмуро переглядываются. В голубятне закурлыкали голуби. Шорохи, таящиеся шорохи. А потом… Холодное, тоскливое ощущение, словно какая-то волна прошла мимо. Только во дворе, залитом бледным размазанным светом луны, никого нет.
А мальчик всё прислушивался. Но вроде бы всё спокойно. И этот чуть слышный скрип входной двери и тревожный шорох в сенях, наверное… Наверное, просто показалось. Да и эта необъяснимая тоска вдруг улеглась. Всё спокойно. Лишь сонное дыхание людей. Авось передёрнул плечами, ещё постоял недолго и вернулся к своей лежанке. Сон вот-вот захватит его.
Только человек в сером был уже в доме. Теперь он ушел из глаз, ушей и мыслей этих людей. Он
