Гибкость штатов, зарплаты и фонда зарплаты;
Возможность вести расходы, ограничиваясь только общим лимитом отпущенных средств;
Упрощение учета материальных ценностей и создание системы отчетности, характерной для научного института.
При этом прилагаю инструкцию, которую надо рассматривать как предварительную. В ходе самого опыта, в дальнейшем, она будет изменяться и по возможности согласовываться с общей системой финансового хозяйства. Я прилагаю эту инструкцию в том виде, в каком я показал ее В. И. Межлауку и в каком с ней знакомы уже некоторые Ваши работники. Она подвергалась критике по многим пунктам, но пока что я ее не изменил, что лучше сделать в процессе самой работы.
31) Ю. Л. ПЯТАКОВУ 8 июня 1936, Москва
Для пуска в ход и начала работы нашей лаборатории нам нужно было и продолжает оставаться необходимым очень небольшое наличие цветных металлов в разнообразном ассортименте. Предварительно ознакомившись с теми сплавами, которые у нас в Союзе освоены и вырабатываются, я составил список необходимых материалов и передал его еще в конце марта тов. В. И. Межлауку. В сопроводительном письме я указывал, что заказ с такой дробной номенклатурой при небольших количествах каждого вида не будет приветствоваться заводами — они его навряд ли охотно выполнят. Последовавшим затем Вашим распоряжением эти закалы были распределены между тремя заводами: им. Ворошилова, Кольчугинским и «Красным выборжцем». До сих пор эти заказы полностью не выполнены.
Завод им. Ворошилова единственный, который, наконец, после 3 месяцев в первых числах июня известил письмом, что он отгрузит на днях последние партии заказа. На Кольчугипском заводе наш снабженец был дважды, причем один раз провел на нем 5 дней. на «Красный выборжец» нам также пришлось посылать своих работников два раза. Эти заводы либо отказываются изготовить ряд размеров материалов, либо растя-гикают исполнение заказа на 5—6 месяцев, ожидая производственной «оказии». У нас накопилась целая папка, вернее, том переписки с ними, причем по большей части односторонней, так как заводы обычно не затрудняют себя ответами на наши запросы.
Дней 15 тому назад я говорил тов. В. И. Межлауку, что я понимаю психологию заводов, которым такие небольшие заказы портят промфинплан, и предложил ему все это выписать из-за границы, тем более что заказы сами по себе пустяковые. Тов. Межлаук считает, что мы сами должны приучиться выполнять такие мелкие заказы; а так как наша цветная металлургия относительно не загружена, то надо настаивать на осуществлении этих заказов во что бы то ни стало. Тов. Межлаук опять Вам писал, Вы опять писали, и опять мы посылали наших сотрудников на заводы, и опять тот же результат.
Такое положение совсем исключает возможность нормальной научной работы, в основе успеха которой лежит быстрое и точное снабжение. Все время возникают новые потребности, появляется нужда в непредвиденных приборах, а для них оказываются необходимыми соответствующие материалы, и если снабжение последними не будет налажено, о серьезной постановке научной работы не может быть и речи. В английских условиях работы все эти материалы я мог бы получить по телефонному звонку: медь — от Болтона, латунь — от Смита, более сложные сплавы — от Вигинса и т. д. На следующий день утром мой сотрудник встречал бы на пассажирском поезде упакованные в необходимом мне ассортименте материалы. В Союзе при пашей менее упорядоченной системе, отсутствии наличия и складов я считал бы все же максимальным для выполнения этих заказов десятикратный срок, т. е. 10 дней; он более чем реален даже при условии, что все полуфабрикаты пришлось бы изготовить из сырья.
Пока что я выхожу из затруднения тем, что в особо важных случаях, параллельно обращению к Вам, я обращался к моему старому учителю Резерфорду, который в порядке старой дружбы за счет своей лаборатории прислал мне необходимые материалы; так, например, необходимые мне для постройки одной опытной турбинки, которой мы сейчас заняты, латунь и монель[47] уже месяц как пришли; между тем с тем же ассортиментом в НКТП волокита продолжается уже три месяца и неизвестно, когда кончится.
Но не могу же я до бесконечности пользоваться любезностью моих товарищей в Кембридже и попрошайничать у них — это некрасиво и конфузно. <...>
Надо совсем ясно поставить вопрос, что новые достижения науки и техники мы сможем завоевать только на почве сильной и здоровой научной базы. Первое условие преуспевания науки — это безукоризненное снабжение. Ведь и человек, как бы он ни был умен, но если его не кормить, он подохнет. Науке для ее здоровья необходимо скромное по размерам, но разнообразное питание, а главное — поданное в срок, вовремя. Если Вы считаете, что нужно внимательно заниматься мелкими заказами для научных учреждений, но не находите сил и средств заставить Ваши заводы выполнить Ваши распоряжения, то лучше так прямо и скажите. Существующие же методы снабжения, когда обещают и не выполняют, волокитят, измываются, одним словом, полный беспорядок и бесполезная потеря сил и энергии на беготню по разным учреждениям для таскания бумажек на резолюции разным бюрократам — неприемлемы как база снабжения для серьезного ведения научной работы в исследовательских учреждениях. Если мы у себя хотим наладить научную работу, то первоначально надо обеспечить быстрое, простое и аккуратное снабжение научных институтов. Эту точку зрения я готов защищать перед кем угодно. Поэтому я был бы Вам обязан, если бы Вы могли мне точно ответить, можно ли мне надеяться, что Наркомтяжпром наладит нормальное снабжение наших институтов или нет?
Сообразуясь с Вашим ответом, я буду искать выхода.
32) В. М. МОЛОТОВУ[48] 6 июля 1936, дер. Жуковка, дача 33
Статья в «Правде» о Лузине[49] меня озадачила, поразила и возмутила, и, как советский ученый, я чувствую, что я должен сказать Вам, что я думаю по этому поводу.
Лузин обвиняется во многом, я не знаю, справедливы ли эти обвинения, но я вполне допускаю, что они полностью обоснованы, но и в этом случае мое отрицательное отношение к статье не изменится.
Сперва начну с нескольких обвинений Лузина мелкого характера. Он печатал свои лучшие работы не в Союзе. Это делают многие ученые у нас главным образом по двум причинам:
1) у нас скверно печатают — бумага, печать; 2) по международному обычаю приоритет дается только, если работы напечатаны по-французски, немецки или английски. Если же Лузин печатал в Союзе плохие работы, то в этом виноваты редакции журналов, которые их принимали.
То, что он завидовал своим ученикам и поэтому были случаи несправедливого отношения к ним, то, к сожалению, это явление встречается даже среди самых крупных ученых. <...>
Итак, остается одно обвинение против Лузина, очень серьезное — он скрывал за лестью свои антисоветские настроения, хотя каких-либо больших преступлений не указывается. Тут стоит по существу очень важный и принципиальный вопрос: как относиться к ученому, если морально он не отвечает запросам эпохи.
Ньютон, давший человечеству закон тяготения, был религиозный маньяк. Кардано, давший корпи кубического уравнения и ряд важнейших открытий в механике, был кутила и развратник. Что бы Вы с ними сделали, если бы они жили у нас в Союзе?
