Положим, у Вас заболел близкий Вам человек. Позвали бы [Вы] гениального врача, если бы даже его моральные и политические убеждения Вам были противны?
Возьмем пример ближе. Гениального Клода, изобретателя процессов ожижения, разделения и получения целого ряда газов, которыми пользуются теперь всюду в мире и у нас в Союзе. Он — французский фашист. Что бы Вы с ним стали делать, если бы он был советским гражданином и не захотел менять своих убеждений?
Я не хочу защищать моральных качеств Лузина; возмоншо, он трус, льстец, даже грубый льстец, неискренен и пр. Но нет сомнения, что он крупнейший математик, один из четырех самых лучших наших математиков, его вклад в мировую науку признается всеми математиками как у нас, так и за границей. К тому же он сделал больше чем кто-либо другой из наших математиков, чтобы собрать и воспитать ту плеяду молодых советских математиков, которую мы сейчас имеем в Союзе.
Я считаю, что страна, имеющая крупных ученых, как Лузин, должна первым делом сделать все, чтобы его способности были наиболее полно использованы для человечества.
Людей типа Лузина, идеологически нам не подходящих, во-первых, надо поставить в такие условия, чтобы они, продолжая работать в своей научной области, не имели широкого общественного влияния, во- вторых, нужно сделать все возможное, чтобы их перевоспитать в духе эпохи и сделать из них хороших советских граждан.
Начнем с первого. Что Лузин но социалист, об этом, конечно, знали все в Академии, и таких там немало, и, конечно, это не было неожиданно открыто директором 16-й Школы после того, как Лузип разразился льстивыми комплиментами. Но несмотря на это, его выбирают выполнять целый ряд общественных обязанностей, его просят рецензировать, ему поручают руководство всей Математической группой Академии наук. <...>
Во-вторых, было ли сделано все возможное для того, чтобы перевоспитать Лузина и людей типа Лузина в Академии наук и можно ли это достигнуть такими методами, как статья в «Правде»?
Я утверждаю, что нет, а как раз наоборот — этим затрудняется воспитание не только самого Лузина, но и целого ряда других ученых.
Как вообще Вы взялись за перестройку Академии? Вы, первое, начали выбирать в академики партийных
товарищей. Это был бы лучший метод, если бы у нас были крупные ученые среди партийцев. Оставляя в стороне общественные науки, наши партийные академики куда слабее старых, их авторитет поэтому мал.
Вырастить новых ученых из молодежи тоже пока не удается. Я это объясняю совсем неправильным подходом с Вашей стороны к науке, чересчур узко утилитарным и недостаточно внимательным. Поэтому главный научный капитал у нас все же лежит в старом поколении людей, доставшихся [нам] по наследству. Поэтому следовало бы, казалось, все сделать, чтобы их перевоспитать, приручить и пр. Но то, что Вы делаете, совсем не достигает цели. Когда-то арестовали Лазарева[50], прогнали Сперанского[51], а теперь обрушились на Лузина. Немудрено, что от такого «нежного» обращения ученые, как Успенский, Чичибабин, Ипатьев и другие, сбежали. Я по себе знаю, как бездушно вы можете обращаться с людьми.
Возьмем далее тех партийных товарищей, которых Вы посылаете работать с учеными и которые, если хорошо подобраны, могли бы прекрасно перевоспитать нашу ушедшую от жизни ученую среду. Ведь все время среди них обнаруживаются такие товарищи, за которых краснеть приходится. Я это по своему опыту знаю. Ведь того заместителя, которого мне вначале дали, я не могу иначе назвать, как совсем беспринципным человеком. Теперешнего же моего «зама», лучше которого я себе не желаю, я сам себе нашел[52]. Правда, когда я его попросил, было сделано все, чтобы я его заполучил. И я уверен, если бы у всех директоров институтов Академии наук были бы такие же замы, как у меня, то дух Академии наук совсем бы изменился.
Что Вы сделали, чтобы перевоспитать Лузина? Ничего. А чего достигнет эта статья в «Правде»? Либо он еще слащавее заговорит, либо у него произойдет нервное расстройство, и он прекратит научно работать. Только перепугаете, больше ничего. Пугать надо опасных врагов. А разве Лузины опасны Советскому Союзу? Новая конституция лучше чем что-либо другое показывает, что Союз достаточно мощен, чтобы не бояться Лузиных.
Но вот, имея в руках все хозяйственные достижения, политические завоевания, которыми располагает наш Союз, я не понимаю, как можно не перевоспитать любого академика, каким бы он ни был, стоит только внимательно взяться и подойти индивидуально. Пример — хотя бы Павлов. А крупных ученых у нас не так много, чтобы за это дело трудно было бы взяться.
Из всех этих соображений я не могу попять, какой тактический смысл статьи в «Правде», и вижу в пей только вредный шаг для нашей науки и для Академии, так как это не перевоспитает наших ученых и не подымет их престиж в стране.
А если к этому прибавить, что имя Лузина достаточно хорошо известно на Западе, чтобы такая статья не прошла незамеченной. Благодаря своей слабости и неубедительности [она] может быть комментирована самым разнообразным и нелепым образом.
Видя вред всего случившегося для науки в Союзе, я считаю, что я должен об этом написать Вам[53].
33) К. Я. БАУМАНУ 8 июля 1936, Москва
...Я Вам посылаю одновременно письмо Пятакову[54], о котором я говорил. Вы там увидите существующую картину снабжения. Со дня отправления этого письма прошло больше месяца, но до сих пор еще не получены советские оцинкованные трубы, резиновые трубки и мелкий инструмент — большинство материалов, о которых я писал в этом письме.
Вы мне говорили, что в научной работе самое главное — это творчество. Я с Вамп согласен, но если Вы себе представите художника, который пишет картину и вдруг обнаруживает нехватку то белил, то кармина, вынужден бросить картину и начать другую, пока тов. Пятаков достанет ему через несколько месяцев невыцветающие краски, затем обнаруживают еще какую-нибудь нехватку и опять будет вынужден ждать,— Вы в свою очередь должны будете согласиться, что в таких условиях всем творческим талантам художника скоро придет конец. Л у нас примерно такое же положение.
Ваше замечание насчет того, что Вы видите в институтах много приборов, правильно. У нас многие институты довольно богато снабжены приборами. Но подобно тому, как художник, если у него нет красной краски, не заменит ее синей, даже если ее у него десятки тонн, и в научной работе количество приборов еще не обеспечивает наличия тех, которые нужны. Разнообразие номенклатуры должно быть чрезвычайно велико (например, у нас сейчас в бухгалтерии накопилось 3,5 тыс. карточек различных названий материалов и это еще, конечно, только ничтожная доля всех возможных). Я говорю с полной уверенностью, что сейчас для поднятия пашей науки главное — это хорошее, безукоризненное снабжение. Только на фоне его можно будет судить, какой ученый — подлинно творческая сила, какой пет. Точно так же по умению владеть красками можно судить, кто из людей настоящий художник, но для этого нужны краски!
Привет.
34) В. И. МЕЖЛАУКУ 5 октября 1936, Москва
Вот те вопросы, о которых хотел бы побеспокоить Вас.
