— От этого никто не помирал, — заверил его Стайнов.
— Тогда что ж… прошу прощения. Дозвольте выйти?
— Идите. И больше с такими просьбами не обращайтесь.
— Есть не обращаться.
Когда кочегар покинул каюту, инспектор вызвал к себе парторга и принялся отчитывать его за неумение пресекать упаднические настроения в команде.
— Учитесь разговаривать с народом, товарищ парторг, — сказал он боцману. — Вы зря не присутствовали при моем разговоре с Мазиным. Поговорил я с ним по душам — и результат налицо: прощения запросил. Значит, есть в нем сознательность, только пробудить требуется… подход найти.
— Это конечно, — уныло согласился боцман. — Но лучше бы списать его на флагман. Мука нам с ним: в качку чурбаном лежит, другие за него лишнюю вахту отстаивают. Мы говорили капитан-директору…
— Да, кстати! — спохватился Стайнов. — Хорошо, что напомнили. Позовите-ка тех, кто ходил к замполиту, и капитана.
Боцман выполнил приказание: Сыретинский и Трушко явились без промедления.
Инспектор, прикрыв плотней двери, сказал приглушенным голосом:
— Я не одобряю вашу затею с норвежцем. И Куренкову высказал свою позицию. Вы его на безрассудные поступки подбиваете. Он же в. морских делах не очень… Нехорошо такого человека подводить и капитан-директора вовлекать. Потом пожалеете. На кой шут вам сдался этот Хаугли, когда свои штатные кочегары есть? Я побеседовал с вашим. Мазиным. Человек он трудный, но переломить настроение можно. Уверяю, теперь он без хныканья будет стоять вахту. Значит, надобность брать кочегара со стороны отпадает.
— Ну как же так — отпадает? Мы норвежцу пообещали, в кубрике приютили. А теперь придем и попросим убираться. Хорошо ли это будет? — возразил старший механик.
— А что же тут такого? Как появился, так и уйдет, не фон-барон.
— В том то и дело, что не фон-барон, а наш брат пролетарий попал в беду. Если мы откажемся, кто ему поможет?
— Вам, как я вижу, покрасоваться хочется, — заметил Стайнов. — Еще неизвестно, какой он коммунист.
— Как неизвестно? Известно, — вмешался в разговор боцман. — Я сегодня живой перед вами только потому, что Хаугли помог нашей разведке в северной Норвегии. В дни войны он сражался против фашистов. И коммунист верный, раз за общее дело добровольно жизнью рисковал. Такими людьми не бросаются.
— Ну, как хотите, — обозлился инспектор. — Мое дело предупредить. Не прислушиваетесь — пеняйте на себя. Вместе с замполитом отвечать будете.
Когда Стайнов ушел, Сыретинский забеспокоился.
— Навешает он теперь на нас собак! Втравили вы меня, в это дело. Может ты, Гурий Никитич, переговоришь с норвежцем? — спросил он у старшего механика. — Придумай что-нибудь: курс, мол, изменился, не пойдем мимо Южной Георгии.
— Врать и труса праздновать не буду, — наотрез отказался Трушко. — Может, скажем норвежцу прямо, что смелых людей и коммунистов на судне не осталось? — с вызовом спросил он.
— Зачем же так обострять? — обиделся Сыретинский. — Я ищу выхода из создавшегося положения, советуюсь с вами, а вы норовите меня оскорбить и своевольничаете.
— Йак же своевольничаем? Все согласовано с замполитом. А если на попятную пойдем, Куренков возмутится. Он не любит, когда согласованное отменяется. Не знаю, легче ли вам будет.
— В общем, попали между двух огней. Предчувствовал, что эта затея горбом нам вылезет, — заключил Сыретинский.
— Но вы же не один, партийная группа поддержит, — заверил Демчук. — Хотите, я опрошу коммунистов?
— Нет уж, довольно, — воспротивился Сыретинский. — Не будем лишних людей вовлекать. Болельщиков больше, чем нужно. Пусть будет так, как согласовано с замполитом.
После обеда к нам пришел Михаил Демьянович. Он шутил с вахтенными, но по глазам заметно было, что замполит невесел. Поздоровавшись с Демчуком, Куренков сказал:
— Заглянул на «Пингвин», чтобы получше с вашим Хаугли познакомиться.
— А его у нас нет, — ответил парторг. — Почему-то и обедать не пришел, хотя я самолично приглашал. Видно, не надеется на нас, работу ищет.
— Что же ты так плохо обнадеживал?
— Позориться не хотел. Крутим мы с ним;
— Как крутим? Капитан-директор по моей просьбе разговаривал. Но, оказывается, их вице- председатель не уполномочен правила Союза гарпунеров нарушать. «Хаугли не может предъявить диплома. Он самозванец». Хороши соотечественники!
— Да и у нас кое-кто не лучше выглядит, — вставил я. — Приходил ваш ортодокс Стайнов. Предупреждал и угрожал. Он, наверное, и капитан-директору наговорил.
— Возможно. Для этого я и пришел. Авось вместе что придумаем.
Но придумывать нам ничего не пришлось. Все вдруг решилось само собой. Не успели мы пройти в кают-компанию, как вахтенный доложил, что Хаугли просит разрешения прийти попрощаться.
— Зови его сюда, — предложил Куренков.
Норвежец появился в кают-компании, раскрасневшийся и смущенный. Он, видимо, очень спешил, потому, что не сел на предложенный стул.
— Что случилось, Сигге? — поинтересовался Демчук.
— Все вэри вэлл, — ответил норвежец. — Прошу прощения за беспокойство. Ит из офли кайнд ов ю {Вы страшно добры (а н г л.).}. Я встретил Эба Балфора, он правая рука Джона Сэрби. У них ту шип… два старых китобойца задержались в доке. Меня берут на «Джеффрис» капитан-гарпунером. Условия — файн, я лучшего не ждал. К вам прибежал сказать благодарность.
— Но мы ничего не сумели для тебя сделать, — возразил боцман.
— О нет, вы замечательно сделали. Я только прошу не иметь сравнение по Ула Ростад на весь норжка народ. Он гастли фибс — жуткий вранье. Ула Ростад на Библии хи майд эн оусд…{Он дал клятву (англ.). } не выдавать секрет гарпунерского Союза. Его слова — обман. Им нужно много монит. Старый Ула не должен учить рашен. Старики не желают конкуренции. Понимает?
— Поняли, Сигге, файн поняли, — заверил его Куренков. — Значит, весь норвежский народ не похож на Ростада?
— Hay, нау, чельд возми! Мы лучший друг… сейлор комрад!.
— Ну что ж, тогда желаем тебе счастливого плавания. Гуд лак!
И Куренков, хотя мало был знаком с Хаугли, крепко обнял его.
РЕВУЩИЕ И НЕИСТОВЫЕ
Суда нашей флотилии стали готовиться к переходу через широты, которые- моряками всего мира прозваны «ревущими сороковыми». Именно на этих широтах, где на тысячекилометровом пространстве сливаются два океана, природа как бы создала непроходимый ветро^ вой барьер. Шальные потоки воздуха, устремляющиеся с запада на восток, разделяют Южное полушарие на две части — холодную и жаркую. Непрекращающиеся бури, став высокой стеной, задерживают ледяное дыхание Антарктиды, не пропускают его к берегам Африки и одновременно сметают тепло, идущее из тропиков. Ураганные ветры порой так буйствуют, что вздымают волны, похожие на заснеженные горы.
Боцманы убрали с верхних палуб все лишнее, а оставшееся накрепко принайтовили болтами, стальными тросами и цепями. Матросы задраили люки, горловины. Механики ходили с озабоченными лицами и еще раз проверяли судно и машины, так как от ушедших на рассвете австралийских судов по радио поступили вести, что их треплет сильный шторм.
