Увидев новичка, боцман надвинул на глаза фуражку и спросил:
— Ты хоть плавал когда-нибудь?
— Эт как же, — невнятно ответил Охапкин. — В реке Пухте и на плотах. Могу и в море, только харч подбрасывай.
Чувствовалось, что с новичком старпому и боцману придется немало повозиться. Но Дем-чук даже как бы повеселел. Сдвинув фуражку на затылок, сказал:
— Ну что ж, попробуем оморячить. Для отесывания пригласим рыбу-фуганок, рыбу-долото, рыбу- резец и рыбу-наждак.
Последним на мотоцикле с коляской подкатил смуглолицый юноша, одетый в невероятно нарядную морскую форму. На голове его красовалась мичманка с широким белым верхом, отделанная шелком и золотой канителью. На разглаженном кителе огоньками горели пуговицы, из-под рукавов выглядывали накрахмаленные манжеты…
Увидев на пирсе этого щеголя, радист Фарафонов скомандовал:
— Смирно! — Затем он подбежал к трапу, вскинул руку к козырьку и громко отрапортовал: — Товарищ командующий, вверенная вам эскадра выстроена в полном составе! Разрешите поднять адмиральский вымпел?
— Вольно! — не растерявшись, ответил юноша. — Разрешите представиться… ваш третий штурман Выдревич. Только что закончил училище. Можете звать просто Антоном, несмотря на мой адмиральский вид.
Чувствовалось, что этого парня не быстро смутишь, за словом в карман не полезет. Представляясь мне, Выдревич сказал:
— Таким именно я и представлял себе штурмана китобойца. Прошу простить мой экстравагантный вид… слабость к морской форме. К тому же портной у нас фантазер — стремится приукрасить. В жизни я скромней.
Пожимая руку, он влюбленно смотрел на каждого из нас и говорил что-нибудь приятное. И в этом не было хитрости, скорей — желание войти в новую среду добрым и покладистым парнем.
Выдревич оказался необычайно общительным и словоохотливым. Он быстро со всеми перезнакомился и, казалось, минуты не мог усидеть на месте. Я его видел всюду: в промысловом трюме, где находится амортизационная система, в камбузе, в штурманской рубке, в машинном отделении и даже у гарпунной пушки. Он обо всем расспрашивал, всем интересовался, готов был услужить и помочь.
«Хорошо начинает», — подумалось мне.
О китах мы имели весьма смутное понятие. Многие полагали, что кит — это гигантская рыба, отличающаяся от других пород лишь умением выпускать высокие фонтаны.
Стремясь хоть что-нибудь узнать о китах, я отправился в библиотеку флотилии.
Наш флагман, китобаза «Салют», — огромное судно водоизмещением в тридцать тысяч тонн. От обычных судов оно отличается тем, что в корме имеет вырез — огромные ворота, через которые по слипу — наклонной палубе — можно прямо из воды вытаскивать китов наверх.
«Подвалы» китобазы разделены стальными переборками на вместительные колодцы — танки, предназначенные для хранения дизельного топлива, мазута, пресной воды, жира и соленой китовой печени.
В нижних этажах «Салюта» расположены машины, дающие ход судну, цеха жиротопен-ного завода, морозильные и опресняющие океанскую воду аппараты. В верхних этажах и надстройках обитает все население флагмана. Кого там только нет! Кроме многочисленной команды судна, жироваров и раздельщиков, на «Салюте» можно встретить лаборанток, ученых, кастелянш, прачек, хлебопеков, официанток, парикмахеров, канцеляристов…
Многие китобои приходили в базовую библиотеку не столько за книгами, сколько поглазеть на хорошенькую переводчицу-библиотекаршу Шурочку Пчелинцеву. Парни толклись в читальне, состязались в остроумии и донимали девушку предложениями сходить в кино или в Музкомедию. Поэтому в библиотеке Шурочка старалась быть суровой. Преодолевая смущение, она говорила с посетителями нарочито отрывисто и категорично.
— Вы что так смотрите? — не очень дружелюбно спросила она меня.
— Смотрю обыкновенно. Разве запрещено? — Смотрите лучше на полки с книгами, — ответила она. — Вы что хотите?
— Про Антарктику и ее жителей.
— Про жителей вы сами напишете книгу, когда их отыщете в Антарктике, — ответила она. — Другие мореплаватели и ученые не сумели этого сделать.
— Не хвалю их за это. Ну что ж делать, давайте описания того, что уже открыто.
Она молча протянула мне список книг и переводных рукописей. Их было немного.
— Все это вы можете отдать мне на «Пингвин»? — полюбопытствовал я.
— Книги— пожалуйста, а рукописи и Брема читают здесь.
— Но меня больше не отпустят к вам.
— И хорошо сделают, — обрезала Шурочка.
У Брема, книгу которого я внимательно читал до закрытия библиотеки, мне удалось выяснить, что киты делятся на зубатых и усатых. Зубатые пожирают птиц, животных и головоногих обитателей морей, а усатые вынуждены питаться небольшими рыбами и рачками.
Шурочка, видевшая, что я читал книгу с прилежностью ученика, смилостивилась под конец и сказала:
— Приходите дочитывать завтра.
— Навряд ли мне это удастся, — с сожалением ответил я.
— Тогда пришлите с кем-нибудь записку, я найду, что вам потребуется, — пообещала она.
На «Пингвин» я вернулся с брошюрой о русских моряках, побывавших в прошлом веке на шлюпах «Восток» и «Мирный» в Антарктике, и книжкой на английском языке А. Беннета, плававшего на судах китобойной флотилии в тридцатых годах нашего века.
Сведения, почерпнутые мной при помощи словаря у англичанина, не радовали меня, а скорей пугали, приводили в уныние.
«Полугодовое пребывание в открытом океане многим китобоям стоит пяти лет жизни», писал Беннет.
«В Антарктике снег почти всегда падает не вертикально, а параллельно поверхности моря и уносится ураганным ветром. Страшный ветер пронизывает до мозга костей. До сих пор еще не изобретена одежда, которая могла бы защитить здесь тело человека».
«Плохая погода — довольно частое явление-Свинцовый покров затягивает небо, низко нависая над головой, и совершенно закрывает солнце на много дней. Такая погода может длиться неделями. Куда ни кинешь взгляд — всюду однообразная картина: свинцовое небо, черная, как чернила, вода, кое-где черные скалы и светящиеся айсберги, как привидения, окутанные в саван, выступающие из тумана. Даже если попадешь на землю, свободную ото льда, — картина удручающая: здесь только редкие лишайники, нет ни зеленого листика, ни цветка. Доминируют лишь три цвета: черный, белый, серый. Настоящая страна смерти! Поэтому не удивительно, что сильные люди часто не выдерживают такой жизни. Антарктика — страна, которая учит большому терпению. Лучшие друзья способны здесь возненавидеть друг друга».
«На китобоев, возвратившихся из Антарктики, смотрят как на дикарей. У них наступает реакция, и они безрассудно начинают тратить деньги, заработанные почти каторжным трудом».
«Обычно команда китобойца состоит из 11–13 рабочих, одного вахтенного на палубе и одного вахтенного внизу. При такой нагрузке матросы никогда не раздеваются. Каждый ложится на койку одетым, независимо от того, мокрая или сухая у него одежда, и если просыпается с тяжелой головой — холод быстро проясняет мозги».
«Грязь на китобойном судне — неизбежное явление. Никто здесь не пытается стать чище, так как это бесполезно. Мужчины не бреются, у них отрастают длинные бороды».
«На некоторых судах существуют ванные, но ими пользуются преимущественно только по окончании
