наслаждаясь звучанием своих слов. – Те же самые компоненты, что и в воде, которую вы пьете, что в воздухе, которым вы дышите где-нибудь в чистом поле с васильками. В дерьме, кстати, и кислород имеется. Жизненно необходимый! Понимаете, тот же ведь состав, что и в вашем теле, только соотношения чуть иные, молекулы малость по-другому сцеплены. И заметьте, Сережа, есть планеты, где живут люди точно такие же, как и мы, а дышат аммиаком. Такая там атмосфера. Да, такие же люди, как и мы, ничем не хуже. Ну, дышат аммиаком, ну, кожа у них зеленая, а может быть, синяя, я уж не знаю, Внеземельем у нас другие занимаются, да и не в том суть. Так вот, живут себе эти люди и живут. Неужели вы их за людей не считаете? Только из-за того, что они вонью дышат? Но разум, сознание – это же от оболочки не зависит! Так вот, Сережа. Постарайтесь уж как-нибудь сладить со своим обонянием – и тогда вы поймете, что упомянутый вами океан к дерьму не сводится. Есть в нем кое-что помимо дерьма. Излишняя брезгливость – она же, сами знаете, как часто оборачивалась беспредельной жестокостью.
Сергей вздохнул. Ну почему Старик несет такую примитивную чушь? Не рассчитал уровень? Или специально, чтобы в спор втянуть?
– Сумматор, поймите в конце концов, – произнес он сухо. – Меня не только дерьмо не интересует, но и ваши оды ему. И вся эта софистика-казуистика. Я ведь тоже так могу, вы знаете.
– Знаю. И все же вам не стоит напяливать маску безразличия.
– Да какая же это маска? – с искренним раздражением буркнул Сергей. – Я устал от разговоров и от философий. Понимаете, устал! Постарайтесь это усвоить. А если вам нужна суть – так пожалуйста, могу в одно предложение вместить. Я скверно жил – значит, жить мне больше незачем. Все. Точка.
Старик вновь погрузился в молчание, потом заговорил тихо, со спокойной силой:
– А это у вас, Сережа, уже истерика. Да, истерика. Я чувствовал, что ею кончится дело, хотя и предполагал, что вы покрепче. Ну ладно. Теперь послушайте меня. Я думаю, все очень просто. У вас всего лишь нервный срыв, да, мощный срыв, на грани патологии, но бояться нечего. Придете понемногу в себя, жизнь наладится. Видимо, вам стоит хорошенько отдохнуть. Не волнуйтесь, дело с Прорывом мы утрясем и без вашего участия. Я сегодня же оформлю вам внеочередной отпуск – и отправляйтесь в природный сектор, в это ваше, как вы называете, 'поместье'. И кушайте там клубнику. Грибы собирайте, очень, знаете ли, полезное дело. Сам давно собираюсь за маслятами сходить, да дела, дела… Поймите же – вам бояться нечего. Вы что, вообразили, вас кто-то арестовывать собрался? Да кому вы нужны? Кто вы по сравнению с нами? Пылинка, мелочь рыбья. А мы не размениваемся на мелочи. Неужели вы до сих пор не осознали наши масштабы? В общем, езжайте на природу, забудьте о неприятностях, расслабьтесь. И не надо никого бояться.
Сумматор глядел на него добрыми собачьими глазами, и Сергей понял, что все. Пора закрывать разговор. Стало не то чтобы страшно, но как-то тяжело и пусто.
– Одно маленькое добавление, Сумматор, – произнес он с печальной усмешкой. – Я знаю, как такие дела делаются. Через какое-то время окажется, что 'поместье', клубника и здоровые игры на свежем воздухе подразумевают одно маленькое условие. Давайте уж говорить прямо. Вас интересует канал, по которому прошел Посланник. А для этого вам нужен объект РС-15. И вы знаете, что кроме как от меня, ни от кого помощи не дождетесь. Только я могу восстановить объектную программу. Именно поэтому вы и устроили нынешний спектакль. Но без толку. На меня не рассчитывайте – я ничего восстанавливать не буду. И еще один пикантный момент. Самый главный. Вы должны понять, что 'методами' вашими ничего не добьетесь. Это же не явки и пароли из человека вытянуть. Воссоздать программу – серьезный творческий труд. Для которого нужно, во-первых, желание, а во-вторых, ясные, здоровые мозги. Но в том-то и фокус, что после 'методов' я ни на что не стану годен. От меня останется тень, оболочка. А вы все-таки рационалисты. Вам не оболочка нужна, вам я нужен. В полном сознании. Не сырье для палача, а союзник.
Ну, а все прочее я выдержу. И вы это тоже знаете. Мне терять нечего, я ничего больше не хочу и ничего не боюсь. Считайте, что меня уже нет. И кончайте беседы о клубнике и дерьме. Мы друг друга насквозь видим. Зовите вашего Ярцева – и привет.
На сей раз Старик молчал долго. Потом вздохнул и произнес:
– Да, похоже, вы правы. Не получился у нас разговор. Поверьте, мне вас очень жаль, Сережа, – и нажал едва заметную кнопочку на своем столе.
7
Сзади раздался шорох, еле слышный – словно где-то вдалеке рвали на части какую-то ткань. Поначалу Костя решил, что померещилось. Наверное, галлюцинация. Попросту говоря, глюк. В памяти всплыла глупая детская поговорка: 'Если в поле видишь люк – не пугайся, это глюк.' Такой вот стишок. Тоже ведь пришел из прежней жизни, из нормального мира. Что ж, если даже такие мелочи возвращаются – это неплохо. Легче будет привыкнуть там, в Реальности.
Вскоре звук повторился. Будто кто-то невидимый прошмыгнул сзади и исчез. Костя резко обернулся, но что толку? Темнота кромешная, как ни напрягай глаза, ничего не разглядишь. Да и вообще, наверное, это шумит в ушах. Видимо, купание в ледяной воде не прошло ему даром. Похоже, поднимается температура, а если она повышенная, в ушах всегда звенит.
Шорох послышался вновь, на сей раз ближе и громче. Нет, это вовсе не звон в ушах. Звон – он же нудный, монотонный, все на одной и той же ноте. А этот звук слишком уж какой-то подозрительный. То ли слабые щелчки о камень, то ли чье-то торопливое дыхание. Там, в темноте, несомненно было что-то живое.
Но откуда оно взялось? Смешно и думать, что здесь, во тьме и холоде, может водиться хоть какая- нибудь живность. И чем бы ей питаться? Ну ладно, червяки, мокрицы, плесень – оно бы еще куда ни шло. Но это, судя по всему, не червяк.
Это слегка коснулось его ноги. Теплое – и в то же время скользкое, увертливое… Костя мгновенно отскочил, врезался в стену и едва сдержал крик – он и сам не понял, то ли от испуга, то ли оттого, что локоть зашиб.
Существо – он теперь уже не сомневался, что это существо – пробежало вперед. И тут же сзади раздался не то шепот, не то смех. Он звучал недолго, пару секунд, но Костю обволокло мутным облаком страха. Он зашагал быстрее, надеясь выбраться из этого облака, но без толку. Казалось, что-то вязкое, тягучее сгущается вокруг него, какая-то липкая мерзость. Заныло в животе, а под ложечкой вырос плотный комок. Если бы хоть чуть-чуть света… Пусть всего лишь пламя спички, на тысячную долю секунды… Со светом стало бы легче. Но вокруг висела тьма, а во тьме скрывалось неизвестное.
Костя зашагал еще быстрее, но страх не отпускал его. Напротив, он раздувался, густел, огромной слепой тенью нависал за спиной и гнал, гнал вперед. Странные звуки время от времени повторялись, и каждый раз Костино сердце словно протыкало тонкой безжалостной спицей.
Он и сам не заметил, как перешел на бег. Узел с мокрой одеждой пришлось бросить, в голове пульсировала лишь одна мысль: успеть, успеть бы, проскочить! Что именно проскочить, куда успеть, он не понимал, но думать было некогда. Быстрее, еще быстрее – иначе смерть.
И опять послышался смех, совсем рядом, но где – Костя так и не понял. И хотя от разгоряченного в беге тела валил пар – из-за этого смеха его продрано холодом.
А сзади раздался оглушительный грохот. Что-то падало, валилось за его спиной, что-то рушилось, сотрясая всю пещеру низким тревожным гулом. Скорее, скорее успеть!
Потом у него перед глазами точно мина взорвалась – и Костя упал животом на острые камни.
Когда он открыл глаза, темноты уже не было. Пещеру заливал тусклый свет. Грязно-лиловый, неживой, как в ту последнюю ночь. И вновь Костя не мог понять – откуда сочится мертвенное, угрюмое сияние? Вроде бы ни ламп, ни факелов – а свет меж тем неспешно стекает с потолка, струится по стенам, седыми испарениями поднимается с пола.
Не так уж и много его было, света, но все же Костя смог оглядеться. Отовсюду нависали угрюмые каменные своды, такие же красновато-бурые, как и у входа в пещеру. А над головой, очень высоко, едва видные, громоздились друг на друга неровные, покрытые змеящимися трещинами плиты. Казалось, они
