на лодке кататься, а лодка была дырявая и потонула, и они все, ну, ребята, потонули, один я выплыл… Ну, плакал, что накажут… Лицо-то все равно мокрое, не видно, настоящие ли слезы… А пока они вокруг меня суетились, господин под водой до корабля доплыл и как-то на борт забрался, а потом что-то такое зажег в трюме, и все забегали, закричали, всем не до меня стало… А он тогда на палубу выскочил и начал с ними драться. Ну и вот… Сам видишь. Я никогда не думал, что человек так драться умеет. Наверное, ему злые духи помогают… старец Лоуми про такое говорил…
— А эти? — настороженно спросил Митька, указывая рукой на трупы, — они что, в самом деле единяне?
Хьясси лишь ухмыльнулся.
— Да ты чего? Кто служит Единому, разве стал бы беззащитного хватать и мучить? Грех это, за такое душа в темную пропасть пойдет.
— Ну, — нерешительно протянул Митька, — всякие же люди бывают… Может, и единяне не все такие хорошие…
— Да не наши это, — пренебрежительно отмахнулся Хьясси. — Ты сам посмотри. Все наши носят на груди знак Единого, рыбку деревянную. Вот, вроде такой, — он нагнулся возле ближайшего тела, нашарил что-то и спустя мгновение поднес к Митькиным глазам маленькую, с палец величиной, деревянную рыбку на медной цепочке.
— Ну и тем более, — хмыкнул Митька. — Раз рыба…
— Рыба, да не та! — торжествующе ответил Хьясси. — Смотри, у наших она обязательно должна быть из красного дерева, потому что Единый в далеком краю пролил за людской род свою кровь. А у этих она из обычного лзиу-тамнага вырезана, и наспех, видишь, даже глаза не прочерчены… Я не знаю, кто это… но они только притворялись нашими, а на самом деле они чужие. И тебя жгли, и рыбы у них неправильные…
— А ты господину-то все это рассказал? — ошарашено спросил Митька.
— Да некогда было, — смутился Хьясси. — Времени-то всего ничего прошло. Он сперва на палубе дрался, с воинами, потом спустился к гребцам… и я не знаю, что он с ними сделал. Может, расковал и велел за борт прыгать? — с надеждой протянул он.
Митька скептически хмыкнул. Он знал, что кассар не любит оставлять свидетелей.
— Ну, все возможно… — Хьясси необходимо было успокоить. И так весь трясется, глядя на трупы. Да Митьку и самого трясло. Ну да, ну сволочи, поймали, пытали, но неужели все эти, в беспорядке раскиданные на досках палубы, виноваты одинаково? Тем более гребцы… А кровь, наверное, прочно въелась в дерево, подумал вдруг он. Никакие матросы не отдраят.
…Из черноты люка, точно мультяшный чертик, выскочил кассар. Весь перемазанный, закопченный, на расцарапанном ухе запеклась бурая кровь.
— Плохие дела, — будничным тоном сообщил он, прислонясь к мачте. — Знатно горит, не затушишь. А самое скверное, там у них бочки с маслом. Когда огонь до них доберется, все тут разом полыхнет. Зато не придется долго мучиться, — оптимистически добавил он.
Митька передернул плечами. Нет, ну нифига себе перспективы!
— А что же делать? — угрюмо спросил он, изо всех сил борясь со слезами в голосе.
— Не знаю, — помолчав, откликнулся кассар. — Думаю.
— А может… Может, вплавь — и до берега?
Кассар сухо рассмеялся.
— По обоим берегам сейчас взад-вперед снуют конные разъезды, — объяснил он, успокоившись. — Настоящие разъезды, а не те лопухи, у которых я позаимствовал коней. Государева гвардия, опытные бойцы. Их там сотни, понимаешь? Ну я могу завалить двух, трех, может, если повезет, и десяток, меня хорошо учили… Но и этих учили немногим хуже. нас даже не станут убивать. Просто повяжут и все равно увезут в город. А уж там… если и суждено нам сгореть, то лучше быстро на корабле, чем медленно… под медным колоколом, например. Чего выпятился? Это еще хуже, чем муравьиная яма. Приподнимут колокол, засунут тебя внутрь, опустят… Потом обложат дровами… Что, мальчик, до сих пор не понял, что здесь все по-настоящему? И куда смотрят Высокие Господа? Чтобы единяне обнаглели до такой степени…
— Господин, — решительно дернул его за край куртки Хьясси, — это никакие не единяне. Вот взгляните, у них рыбы ненастоящие… Они просто переоделись как наши, наскоро. А наши бы никогда такого…
— Отвяжись, — рассеянно отмахнулся кассар. — Сейчас это уже неважно.
— Нет, это важно! — в голосе Хьясси вновь зазвенело упрямство. Как тогда, возле чудом возникшего в степи источника. — Вы хулите слуг Единого, а лишь Он может нас сейчас спасти.
Харт-ла-Гир с бешенством обернулся к Хьясси, сгреб его за ворот млоэ.
— Да ты что себе позволяешь, сопляк? — прошипел он. — Да я тебя…
— А что вы меня? — как-то вдруг устало и не по-детски спросил Хьясси. — Пороть будете? Самое время. Вон, — указал он рукой, — налегли на весла, спешат к нам.
Харт-ла-Гир обречено выпустил мальчишку и обернулся. Задний корабль приближался. Еще несколько минут назад он выглядел туманным пятнышком, а сейчас превратилось в большую черную птицу. Хищную, изготовившуюся.
— Да, дела… — выдохнул кассар. Лицо его пошло красными пятнами, и даже под слоем сажи их нельзя было не заметить.
Все разом замолчали. Даже и ветер утих, желтые паруса провисли как белье на веревке, и только нетерпеливая речная волна назойливо колотилась о высокие борта. Равнодушно глядело синевато-белое солнце, равнодушно клубились на западе, у горизонта, сизые облака, равнодушно поднимался из открытых люков густой, едкий дым…
— Ладно, — протянул наконец Харт-ла-Гир. Скулы его заострились, а на руках ощутимо набухли вены. — Ладно… Поскольку ничего другого уже не остается, и смерть близка… Может, он все же услышит нас?
— Кто? — едва ли не хором встрепенулись Митька с Хьясси.
— Кто-кто, — досадливо скривился кассар. — Высокий Господин Тиура-Гьянни-Лоу, повелитель изначального мрака. Боюсь, это единственный выход.
— Так вы хотите ему? — с ужасом выдохнул Хьясси, а Митька оторопело взирал на обоих, ничего не понимая. О чем это они?
— Да, — жестко произнес кассар. — То есть я не хочу этого, мальчик, мне это противно, но другого пути нет. Только он, Господин мрака, может нас отсюда вытащить. Больше никому не под силу. Только Тиура-Гьянни-Лоу, покровитель того, к кому мы и так направлялись…
Он шагнул к Хьясси, крепко взял его за локоть.
— Господин! — пытаясь отодвинуться как можно дальше, тонко закричал мальчишка. — Господин, не делайте этого! Нельзя, после этого уже вам не будет прощения. Вы лучше просто убейте, только не это!
— Какая тебе разница? — раздраженно бросил кассар. — Так или иначе, а жизнь подошла к концу. Еще несколько минут — и вспыхнут бочки с маслом. Поверь, Хьясси, так тебе не будет больно. Пойми же ты, гореть — это гораздо больнее.
— Да вы что? — вскинулся Митька. Происходило что-то страшное, не укладывающееся в голове.
— Митика, — непривычно мягко сказал кассар, — постарайся понять, что иначе нельзя. Иначе я не спасу тебя, не осталось уже других путей. Да, это неприятно… и ты, быть может, проклянешь меня, но это уже ничего не изменит. Я принял решение. Господин мрака получит свой дар. — Он указал свободной рукой на брыкающегося Хьясси.
Митька вскочил на ноги. Плевать на боль в пятке, плевать, что кружится голова. Неужели сейчас повторится то, что уже было когда-то в ночной степи? Очерченный клинком круг, теплая кровь, стекающая вниз… только на сей раз не конская…
Под руку сам собой подвернулся чей-то изогнутый клинок. Изо всех сил сцепив пальцы на длинной витой рукояти, Митька медленно пошел на кассара.
— Я вам не позволю, — свистящий шепот вырвался из его пересохшей глотки. — Я убью вас…
Глупо это все прозвучало, неубедительно. Как у восьмиклассника в школьном драмкружке. С той лишь разницей, что вместо сцены была дощатая палуба.
