случаев, когда люди здесь бесследно исчезали.
Петрушко зябко поежился, думая о нависающих над головой тысячах тонн мертвой породы. Все же в этих фанатах-спелеологах сидит какая-то мазохистская запятая. Нет бы байдарка, альпинизм, лыжи — но лезть сюда, в мрачное подземелье, где всего-то и есть, что мертвые сырые камни… Теперь он лучше понимал, зачем Магистр проводит свои странные ритуалы в пещерах. Не одной только безопасности ради — сама душа здесь пропитывается тьмой, раскрывается ей навстречу.
Семецкий чуть приостановился, обернулся:
— Идешь, Михалыч? Все в порядке?
— А то, — улыбнулся Петрушко, понимая, что Юра вряд ли разглядит его улыбку, слишком далеко, да и фонарь он установил в режим максимального рассеяния. — Что же вы, ребята, меня за хилого старичка держите? Сидел бы, мол, на печи… в кабинете, рисовал бы бумаги… списки на премию там всякие…
— Преувеличиваешь, — спокойно возразил Семецкий. — Просто не вижу смысла. Нижегородцы ребята толковые, в сущности, они бы и сами справились. Так нет, и вы с Геной полезли, и Лариса Сергеевна просилась… Детство у вас у всех в одном месте играет.
— Детство не детство, а сидя все время в кабинете, разучишься работать. — Петрушко одернул рукав комбинезона — великоват оказался, да где уж было в последний момент размер подбирать… — Может, мне здесь лучше думается. Душа, знаешь ли, пропитывается тьмой, лучше начинаешь представлять психологию наших «объектов».
— Ну, это на любителя, — хмыкнул Семецкий. — Мне тьма, напротив, навевает мысли о светлом. Например, о светлом «ярпиве». А вообще-то ничего наши орлы нижегородские здесь не накопают. Раньше надо было суетиться, в позапрошлом году, Магистр тогда особо и не таился. А сейчас-то что? Ну отчитаемся о выполнении плана проверок… и толку?
— Да, не таился Магистр, — мягко откликнулся Петрушко. — Вот потому мы его очень хорошо и напугали. Натравили и налоговую, и СЭС, и ментов… Он же не дурак, он понял, что сам по себе кирпич не падает, особенно когда люди отказываются брать взятки. Вот и стережется теперь, дует на воду. Пожалуй, тут мы слегка переборщили. Лучше бы эти взяточки принять, а то за неподкупностью как бы не разглядел он глубинное бурение…
— Да брось ты, перестраховщик… Заподозри он влияние конторы, стал бы такую бешеную активность разворачивать, и всего за месяц? Ты глянь, реанимировал «Белое пламя», лекции по клубам читает, набирает людей, да и за «Воинами» его ушки просвечивают, «Тропой» этой Таволгин вертит, его левая рука. А может, и правая.
— Увы, пока все законно. — Петрушко собрался было сплюнуть на пол, но все же постеснялся. — Рано еще брать его за задницу. Сам же говоришь — читают лекции, даже до медитаций начального цикла не дошли. Магии пока ноль. Пострадавших ноль. Так что ты, похоже, прав — незачем ему пока в пещеры спускаться. Посмотрим, что будет к зиме. — Он перехватил фонарь левой рукой и поправил сползающую на глаза каску. — Да, кстати. Что у нас с этим парнишкой, Владиславом Чашкиным? Работает?
— Да вроде бы, — кивнул Семецкий. — Я его к Буркину устроил, в электротехнический отдел хозуправления. Буркин говорит, пацан небезнадежен. Руки хорошие, голова, в общем, тоже не ватой набита, так что когда дурь выветрится, будет толк. Эх, зря ты, Михалыч, запретил его в «Тропу» запустить. Это ж такой уникальный случай — абсолютно чистый объект, никакие ихние сенсы ничего не заподозрят, потому что и подозревать нечего. А мы бы его, скажем, раз в неделю просвечивали, глядишь, скоро и настоящий компромат на Таволгина нарыли бы. Тоже, блин… Наставник Волкобой, щенячий хвост. И ведь за чистую монету принимают, уроды.
— Нельзя, Юрик, — сухо произнес Петрушко. — И ты это не хуже меня понимаешь. Грязно слишком. Одно дело послать своего агента, который и знает, на что идет, и подготовлен, а вот руками зеленого пацанья жар загребать… Чем мы тогда лучше дуболомов из Минобороны? Да и схарчат его эти воины, в куклу превратят.
— Все так, Михалыч, все так, — терпеливо закивал Семецкий. — Но агента ведь нельзя, ясное дело, раскусят они агента на счет «раз». Телепаты у Магистра имеются, про гипнотизеров я уж и не говорю, а ставить агенту защиту — значит, публично же и засветиться. Сломать нашу стенку они не сломают, но сам факт… И более того, как бы не устроили нам двойную игру, с этих станется. Я понимаю, надо чистыми руками. Разделяю, принимаю, потому и из «двойки» в свое время ушел. Просто можно ведь посмотреть на дело и с оперативных позиций… можно ведь обеспечить парнишке стопроцентное силовое прикрытие. В конце концов, нам всего-то и надо, чтобы после первого цикла семинаров он, скажем, завещал «Тропе» свою долю квартиры… Блин, какой из этого можно сделать процесс! Конфетка! Супер! В итоге Владик и при своем останется, и немерянную компенсацию за моральный ущерб поимеет, ну, может, месяцок-другой придется потом в хорошем санатории подлечиться… так это же легко… Ладно-ладно, я пошутил. Все, начальник, молчу.
— Короче, — подытожил Петрушко, — ты его не трогай. Пусть себе провода паяет, а в грязи ковыряться — это наше с тобой дело.
Впереди показалось бледное пятнышко света, и вскоре возле укосовского начальства нарисовался один из нижегородцев, небритый и ехидный Болотов.
— Ну что, Сусанин? — едва ли не хором поинтересовались Петрушко с Семецким. — Каковы успехи?
— Вы таки будете смеяться, Михалычи, — сообщил Сашка Болотов, — но аномалия тут действительно есть. Сто процентов не дам, но больше восьмидесяти точно. Характерный рисунок поля, рамка как надо крутится. И Гошан тоже подтверждает, он попробовал даже волну туда послать, так его нехило прошибло, пришлось коньяком отпаивать.
— Но-но! — грозно воздел руки Семецкий. — Вы там не очень увлекайтесь… Еще не хватало тащить по этим штрекам пьяную тушу. Далеко эта ваша… аномалия?
— Было бы далеко, стал бы я за вами бегать, — рассмеялся Сашка. — Метров пятьдесят примерно. Геннадий Александрович уже там, принюхивается… своими методами.
— Ну тогда пошли, — скомандовал Петрушко. — Впервые в жизни посмотрю, как размыкают пространство.
…Это, однако, оказалось не слишком интересно. В отличие от Гены, нижегородцы не жгли странных свечей и не произносили заклинаний. В небольшом гроте, где их рамки начали вращаться с чудовищной скоростью, не обнаружилось ничего особенного. Такой же серый камень, как и всюду, такая же каменная крошка на полу, такая же изморозь на потолке. Они сюда едва-едва и вместились. И что, за этими стенками скрыты некие пространства? Верилось с трудом. Ведь не компьютерная же игра, где Лешка нажимал клавишу пробела — и в лабиринте стенка уезжала со своего места, являя игроку неисхоженные еще коридоры? Слишком это было бы просто.
— Ну что, отцы-командиры? — обернулся к ним веселый, похожий на объевшегося сметаной кота Болотов. — Можно приступать к вскрытию?
— Давай, — кивнул Семецкий. — Рули.
Второй нижегородец, молчаливый Гоша Травников, вынул из кожаного рюкзачка нечто, смахивающее на медицинский пластырь. Он принялся равномерно лепить на стенку кусочки этого «нечто», глухо ворча себе под нос, что материал дорог, покупается на свои кровные, и вообще, наверное, ничего не получится, зряшный расход… Сашка Болотов, не вступая с коллегой в спор, дождался, когда вся стена окажется покрыта клочками пластыря, потом оба нижегородца уперлись ладонями в сырой щербатый камень, напряглись — и разом коротко выдохнули.
«Неужели собираются стенку ломать?» — с трудом удержался от усмешки Виктор Михайлович. В конце концов, нижегородцы знали, что делают. В сопроводительной справке говорилось, что эти двое — стихийные маги удивительной силы, причем сами об этом не подозревающие. Не подозревали они, конечно, и ни о каком УКОСе, думая, что сотрудничают с закрытым оборонным НИИ. У себя в Нижнем оба работали инженерами в издыхающей госконторе и рады были всякой возможности подкалымить. Вышли на них через тамошнего кадровика, которому Вязник тоже скормил «оборонную» версию. Ребята поначалу слегка удивлялись, но после привыкли и не задавали излишних вопросов. Если они о чем и догадывались, то уж во всяком случае не трепались — эти вещи всегда проверялись тщательно. И потому их даром выявлять пространственные аномалии генерал Вязник иногда пользовался.
