Никону стольника Матвея Пушкина, который говорил ему, что он, Никон, ранее, чрез князя Трубецкого, потом чрез Прокофья Елизарова и дьяка Алмаза Иванова, подал государю благословение избрать нового патриарха, «кого он, великий государь, изволить», н что бы теперь он об этом отписал великому государю. Но теперь Никон уже не соглашался лично устраниться от поставления нового патриарха, напротив настаивал на своем обязательномличном участии в этом акте. Он говорил Пушкину: «на такое дело, что патриарха поставить без нево, он не благословляет; кому де ево, без него (т. е. Никона) патриарха, ставить и митру на нево положить? потому что митру дали ему патриархи вселенские, а митрополиту де митру на нового патриарха положить невозможно; да и посох де с патриархова места кому снять и новому патриарху дать? потоку что де он, патриарх, сам жив и благодать Святого Духа с ним; оставил де он престол, а архиерейства не оставливал, про то де ведомо великому государю, что он и патриаршеской сак и амофор взял с собою.. Будет великий государь изволить ему, патриарху, быть к Москве, и по ево де, великого государя, указу, он, патриарх, новоизбранново патриарха поставить, и от великого государя приняв милостивое прощенье и со архиереи простяся и подав всем благословение, пойдет в монастырь».
Затем Никон пошел и далее. Он стал заверять, Что будто бы он оставил патриаршество только на время, а не навсегда и что он готов, при благоприятных обстоятельствах, снова возвратиться на патриарший престол. В частной бесде с своим доброжелателелем, боярином Никитою Зюзиным, Никон, на его вопрос: «для чего с пре стола своего он сшёл и впредь ему быть ли? отвечал: «сшел с сердца, а впредь-де ему отчего не быть?» Значит, своим близким людям в частных беседах Ни кон уже решительно заявлял, что он оставил патриарший престол не окончательно и что он не прочь возвратиться на него. Мысль о возвращении на патриаршество на столько сильно овладела Никоном, что он, вопреки всем прежним заявлениям о своем не желании быть патриархом, решился на крайний поступок. Упомянутый доброжелатель Никона, боярин Зюзин, не раз устно и письменно заявлял ему, что он напрасно оставил патриарший престол и что ему следует возвратиться на него. На эти настояния Зюзина Никон говорил ему: «по времени возвращусь, а ты пиши .ко мне и впредь о том пришествии моеи (на патриарший престол)». Под влиянием этих речей Никона, Зюзин составил целый план возвращения Никона на патриарший престол. Он написал Никону особое письмо, в котором сообщал ему, когда и как тому нужно приехать в Москву, как там действовать, причем уверял, что будто бы царь искренно желает его возвращения на патриаршество, только не хочет выступать в этом деле открыто. Никон, уже мечтавший теперь о своем возвращении на патриаршество, охотно поверил письму Зюзина и 18 декабря 1664 года неожиданно приехал ночью в Москву, во время утрени явился в Успенский собор и стал на своем патриаршем месте, как это было в прежнее время. Из собора Никон послал доложить о своем прибытии государю, который немедленно пригласил к себе бывших тогда в Москве архиереев, а также комнатных бояр и, посоветовавшись с ними, послал сказать Никону, что бы он возвратился в тот монастырь, из которого приехал. Никон ответил посланным царя: «он сошёл с престола ни кем гоним, а ныне он пришел на свой престол ни кем зовом для того, чтоб-де великий государь кровь утолил и мир учинил; а от суда де вселенских патриархов он не бегает, а пришел-де он на свой престол по явлению. И давал мне к великому государю писмо». В то же время Никон заявил посланным государя, что пока он не получит ответа на свое письмо, «до тех мест из соборные церкви не пойдет». Очевидно, Никон придавал своему письму к государю большое значение. И действительно, оно очень характерно для его отношений к царю Алексею Михайловичу. В нем Никон прежде всего заявляет, «что слыша смятение, и молву велику о патриаршеском столе: овии тако, инии инако глаголюще развращенная, и несть ничто же истина, но каждо что хощет, то тот и глаголет», решил обратиться к Господу, что бы Он известил его, «чему подобает быти». В течении пяти дней он подверг себя самому суровому посту: ничего не ел, ни пил, «ни сну причащаяся, лежа на ребрех, развее утомився — седев с час в сутки»; но все время неустанно молился со слезами, «вопиюще и плачуще, дондеже известит ми Господь Бог, что суть подобает сотворити, и что суть годно Его святой воли». И вот уже на пятый день, когда он от крайнего утомления впал как бы в лети сон, Господь послал ему просимое видение. Никон рассказывает: «видех сие: обретохся во святей соборной церкви, и видех свет велик зло, обаче от живущих никого ту видех, но прежде бывшими леты усопших святителей, и священников, стоящих по сторонам, идеже гроби прежде усопших святых отец — митрополитов и патриархов. Един же некто святолепен муж, сединою честною доволен, или велми красен, браду имея густу велми, мало продолговату, во священных святительских одеждах вси стояху. Той же, вышепомянутый святолепный муж, обходя по иным святым отцем, хартию и киноварницу с киноварем обноситьпо всем святителем, они же вси подписуют. Аз жесо страхом приступив к носящему хартию и киноварницу, вопросих его, что сие творите, подписующе руки на хартии? Он же рече ми: о твоем пришествии на престол святый. Аз рече: покажи ми, аще есть истина. Он же показа ми. И смотрях, и бысть тако. Аз же паки рекох ему: ты подпишешилися? Он рече: подписахомся уже. И показа ми о себе написанное. Аз смотрив со вниманием, и обретшеся истина, написано полтретьи строки сице: смиренный Иона, Божиею милостию митрополит, тако страхом Божиим подписую подобно есть. Аз же приим дерзновение, идох к месту. И хотящу ми взыти, обретох святителя стояща на месте, в честных одеян архиерейских одеждах, и ужасохся. Он же рече ми, не ужасайся, брате, яко тако воля Божия есть. Взыди на стол свой и паси словесныя Христовы овцы, яже ти Господь поручил. И абие не видим бысть. Аз же утвердився, взыдох. Мню же святителя стояща — Петра чудотворца. Ей ей, тако ми Господь свидетель на се. Аминь».
Приведенный рассказ Никона о бывшем ему 17 ноября 1664 года, чудесном видении от Господа, показывает, что Никон, свое неожиданное возвращение на патриаршую кафедру хотел было обосновать на особом бывшем ему божественном видении: он потому теперь неожиданно для всех возвратился на свой патриарший престол, что такова была, открытая ему в видении, особая воля Божия, которой он понятно, не мог ослушаться. Очень может быть, что ранее Никону удавалось рассказами о подобных видениях влиять на царя, подчинять его своей воле и делать его послушным орудием своих желаний. Но, на этот раз, царь не выразил ни малейшей охоты поварить видению Никона и сообразовать с ним свое дальнейшее отношение к нему. Царь, и по прочтении рассказа о видении, снова решительно отказался видеть Никона и велел ему немедленно возвратиться в свой Воскресенский монастырь. И сам Никон не устоял на сверхъестественных мотивах своей попытки снова занять оставленный было им патриарший престол, а стал объяснять все это дело уже просто и естественно. Князю Долгорукову, провожавшему его из Успенского собора за земляной город, он неожиданно сказал: «приехал-де он к Москве по вести, а не собою». Посланным за ним, чтобы отобрать у него посох Петра митрополита, который он было увез из Успенского собора, Никон тоже заявил, что он поехал к Москве па особому письму к нему Никиты Зюзина и передал им самое письмо. В то же время он говорил им, «что он к Москве приехал и в соборную церковь вошол на свой святительской поставленной престол», так как он «оставил патрирши престол на время за многое внешнее нападете и досадительства». И в других случаях, с этого времени, он уже постоянно и решительно стал заявлять и уверять всех, что никогда не отказывался окончательна от московского патриаршего престола, а всегда имел в виду, с течением времени, снова занять его. Так в грамоте к константинопольскому патриарху Дионисию 1666 года Никон уже пишет: когда он, оставив патриаршество, уехал в Воскресенский монастырь, посланные государем вслед за ним бояре говорили ему: «чего ради ты, без царского повеления, отшел с Москвы? — И аз рек им, пишет Никон Дионисию: яко не в дальния места отшел: аще царское величество на милость положить и гнев свой утолить, паки приидем, и, по сем, о возвращении нашем на престол наш от царского величества ничево не было». На соборе 1666 г., во время суда над ним, Никон за являл: «я не отрекался престола, то- де на его затеяли». То же самое Никон говорить и в своих возражениях на вопросы Стрешнева и ответы Паисия Лигарида. Приводя здесь письмо, какое он послал царю при своем отречения из Успенского собора с диаконом Иовом, Никон спрашивает: «да которое се отречеше?» т. е. говорить, что в его письме к царю вовсе не было отречения от патриаршества, а он только заявлял в нем, что в виду неправедного гнева на него царя, он оставляет место и город, — об отречении же не говорить ни слова. В другом месте своих ответов он говорить, что он не отрекался от престола, а только ушел из Москвы, всенародно за свидетельствовав неправедный гнев на него царя, между тем как «государь царь, заявляет Никон, принуди сказати то мое свидетельство отреканием, и многими пытками стращал — велели сказывать, как ему, государю, годно». Выходить, по позднейшему показанию Никона, что все дело об его отречеши от патриаршества придумано государем, который даже употребил насилие и застращивания, чтобы только заставить свидетелей говорить, что Никон, оставляя Москву, отрекся от патриаршества, чего в
