ветром, поднятым лопастями вертолётов. Вьетконговцы продолжали вести неприцельный обстрел района десантирования, над головой просвистывали пули, и практически тут же доносились характерные звуки выстрелов из русских карабинов СКС, из-за чего определить местонахождение снайперов было невозможно. Но мы были уже в родной для пехотинца среде, и стрельбы уже почти не боялись. Это был всего лишь обычный, беспорядочный беспокоящий огонь, и мы уже знали, что это не серьёзная работа снайперов, а в большей степени вьетконговский тактический приём, целью которого было потрепать нам нервы. И потому мы не обращали на него внимания.
Последние вертолёты зашли на посадку, высадился взвод Тестера, и вертолёты улетели прочь. Вьетконговцы перевели оружие на них, немного постреляли, но ни в один H-34 не попали. Мы смотрели, как они взбираются в небо, превращаясь в крохотные точки, и кое-кого из нас охватило мимолётное, но очень сильное желание улететь вместе с ними обратно, к маленьким радостям и относительной безопасности того, что за отсутствием лучшего термина называлось тылом. Ещё во время первой операции мы испытали это ощущение — как будто после кораблекрушения нас выбросило на негостеприимный берег, и надеяться на возвращение особо не стоило. Когда рота «С» выстроилась на базе, две сотни её вооружённых до зубов морпехов выглядели грозно. Но в районе десантирования, среди высоких холмов, покрытых джунглями, рота казалась очень даже небольшим отрядом.
Мой взвод выстроился в колонну и направился к нашей первой цели — невысокому холму далеко за коричнево-молочной речкой. Это была не совсем цель, разве что в географическом смысле, так как военного значения она не имела. В тех необитаемых джунглях можно было взять компас, выбрать наугад любой азимут и отправляться в путь, и любой, какой угодно маршрут мог привести нас к вьетконговцам или увести от них. Партизаны были повсюду, а можно сказать и так — их не было нигде. Тот холм просто служил нам ориентиром. Надо было до него дойти, и это даровало нам иллюзию того, что мы занимаемся каким-то реальным делом.
Запинаясь о ползучие растения высотой по щиколотку, взвод добрался до тропы, и бойцы один за другим углубились в жёлто-коричневый подлесок на краю поля. Позади по-прежнему стреляли снайперы. Выстрел, второй, полминуты тишины, ещё один выстрел, пятнадцать секунд тишины, ещё два выстрела. Лес становился всё гуще, заглушая внешние звуки, и постепенно до нас перестали доноситься звуки выстрелов из стрелкового оружия. Лес возвышался сплошной стеной по обе стороны тропы, и деревья стояли так неподвижно, что казались ненастоящими. Один из морпехов поскользнулся и упал, загремев оружием и снаряжением. Колонна начала смыкаться, и сержанты начали отдавать команды: «разомкнись, дистанция пять шагов, держи дистанцию». С этим явлением я был уже знаком: при передвижении в джунглях солдат обычно тянет друг к другу, в присутствии другого человека они чувствуют себя увереннее, пусть даже при этом повышается вероятность того, что та самая пресловутая пуля прошьёт несколько человек подряд. По- моему, происходит это оттого, что одиночество, даже мнимое, в этой опасной, полной призраков, глуши, невыносимо. Офицерам полагалось знать, как себя вести, но и мы боялись этого не меньше, чем солдаты. Во время предыдущего выхода на патрулирование я потерял из вида морпеха, шедшего передо мной — он вдруг пропал за крутым поворотом тропы. Я знал, что он совсем рядом, но мне показалось, что я остался совсем один, меня охватил страх, почти ужас, и я побежал вперёд, за поворот, и успокоился лишь тогда, когда снова увидел спину того морпеха.
Таким вот образом, то растягиваясь, то сжимаясь, колонна томительно медленно продвигалась по тропе. Наконец мы дошли до реки. Головной, подняв винтовку над головой, двинулся вперёд по грудь в стоячей воде, черневшей в тени нависших над нею деревьев. Меня передёрнуло от одной мысли о том, что придётся войти в эту воду, и в то же время на меня нахлынули воспоминания о речке в Мичигане, в которой водилась форель, и где я рыбачил во время летних каникул. Я вспомнил, что там, где река суживалась, вода неслась так быстро, что камни на дне стали гладкими как полированный мрамор. Вспомнилось, как ломило зубы от студёной воды.
Погрузившись в воспоминания, я краем уха услышал чей-то голос, донёсшийся сзади. «Придержи коней, второй. Передайте лейтенанту — пусть постоят».
— Какого чёрта? — отозвался я.
— Остановите людей, лейтенант.
Пот заливал глаза, я почувствовал, как меня охватывает раздражение. «Какого чёрта, спрашиваю!»
Взмокший морпех с раскрасневшимся лицом подбежал ко мне по тропе. Это был один из ротных писарей, которые на операциях выполняли функции посыльных.
«Мистер Капуто, капитан сказал передать вам, чтоб вы срочно вели взвод обратно на место высадки, — сообщил он, тяжело дыша. — Там Ви-Си на хребте, будем их атаковать».
Раздражение тут же сменилось восторгом. В атаку!
— Сколько их?
— Сэр, шкипер ничего больше не сказал, только срочно обратно на место высадки. Их там, по-моему, взвод, что ли. С вертолёта засекли.
Взвод развернулся, замыкающее отделение стало головным, и мы бегом отправились обратно. Каски болтались на головах, фляги шлёпали по бёдрам, позвякивали подсумки и антабки на винтовках — казалось, что по тропе бежит взвод старьёвщиков. Мы преодолели уже половину дистанции, ярдов сто, когда я услышал разрозненные залпы и шум, говорившие о том, что бой идёт нешуточный: трещали пулемёты, раздавались разрывы 40-мм гранат из М79, что смахивает по виду на ружьё. Выскочив из джунглей, мы выбежали на поле прямиком в разгар боя. Пули пронзали воздух, и, хотя летели они высоко и опасности не представляли, мы инстинктивно рассыпались и побежали вперёд, втянув головы в плечи, словно шагая против сильного ветра. Труся по полю, спотыкаясь о ползущие по земле растения, мы никак не могли понять, что происходит. Ярдах в шестидесяти-семидесяти перед нами часть бойцов Леммона взбиралась на хребет, мелкими группами пробираясь через тростниковые заросли, остальные вели огонь по вершине. Пули, впиваясь в землю, вздымали пыль, затем из-за хребта поднялся завиток серого дыма, и сразу же донёсся глухой разрыв гранаты из М79. Посыльный отвёл меня к Питерсону, который с нарочито спокойным видом стоял в сопровождении своего радиста. Шкипер приказал мне скрытно расположить взвод у холма, расположенного под прямым углом к хребту.
Мы выполнили это распоряжение. Прямо перед нами взвод Тестера длинной змейкой растянулся по склону холма. Разгорячённые, запыхавшиеся, мы засели в ожидании дальнейших указаний. 1-й взвод тем временем начал фронтальное наступление, этот наиглавнейший манёвр в арсенале морской пехоты. Происходившее совершенно не походило на театральные атаки, в которые мы ходили в Куонтико или на Окинаве. Морпехи двигались цепью лишь приблизительно, где-то сбившись в кучки, где-то рассыпавшись. Некоторые бойцы отставали, некоторые устремлялись вперёд, стреляя от пояса. На участках, где склон был очень крут, морпехи практически карабкались наверх. У меня разыгралось воображение, и я был уверен, что заметил на вершине вьетконговцев. Даже если мне этого не показалось, видел я их лишь мельком. На хребте неожиданно появилось несколько существ в зелёном. Затем я услышал размеренную стрельбу, как на стрельбище. Радист командира роты сообщил, что вьетконговцев отогнали, и они убегают по болотам. Леммон решил накрыть их из миномётов, пока они не успели укрыться в джунглях на высоте 270.
Расчёт 60-мм миномёта под командованием сержанта Джонсона выбежал на середину поля и, быстро установив миномёт, выпустил три мины. Раздался чей-то голос: «Правее пятьдесят!». Джонсон, ветеран войны в Корее, лицо которого было изборождено как хорошо разработанный шахтный ствол, передал поправку расчёту, и ещё три мины со свистом унеслись за хребет, и с болота донеслись друг за другом низкие, глухие звуки их разрывов.
Питерсон приказал моему взводу и взводу Тестера выдвигаться, мы должны были обойти партизан с фланга, выйти на болото и очистить его от противника. Он собирался прикрыть нас, вызвав заградительный огонь на высоту 270 на тот случай, если там окопался отряд вьетконговцев. Миномёты Джонсона продолжали вести огонь, мы двинулись вверх по холму со взводом Тестера во главе. Изнывая от жары, мы шли медленно, продираясь сквозь заросли слоновьей травы, доходившие до пояса. Мимо нас просвистела шальная пуля, но вся перестрелка свелась к беспорядочной стрельбе пулемётчиков Леммона по снайперам, которые вели огонь с высоты 270. Затем уши уловили слабый, дрожащий свист, который через несколько секунд превратился в звук, похожий на треск рвущейся ткани, а за ним последовал жутчайший, пронзительный скрежет — словно пила на пилораме наткнулась на сучок. Это заработала артиллерия, 155-
