законный и справедливый характер.
Конечно, и я об этом выше уже писал, российский кулак — явление сложное и во многом уникальное как в сугубо социальном, так и в чисто психологическом плане. Однако было бы неверным изображать кулака в виде некоего невинного ягненка. Сопротивление кулачества мерам по переводу деревни на социалистические рельсы — это отнюдь не выдумка большевиков и не пугало советской пропаганды. Оно существовало реально и представляло собой важный фактор российского общественного развития того периода. Кулацкую опасность Сталин не высосал из пальца: она была частью общей социально- политической картины тех времен. Не буду растекаться мыслью по древу в связи с этой проблемой. Приведу лишь некоторые факты и цифры, взятые из документов, подобранных так, чтобы в возможно более негативном свете представить сталинскую политику коллективизации.
После некоторого отступления, сигналом для которого послужила статья Сталина «Головокружение от успехов», новая волна сплошной коллективизации началась осенью 1930 года. К лету 1931 года в колхозах было объединено 52,7% крестьянских хозяйств против 23,6% летом 1930 г. Правда, на этом этапе организации колхозов заметно возросла роль экономических факторов (началось широкое строительство машинно-тракторных станций и т. п.), более систематической и целенаправленной стала деятельность партийных и советских органов. Однако решающее значение оставалось за фактором принуждения: это было и усиление налогового давления на единоличника, и повышенные для него обязательства по хлебозаготовкам, и главное — продолжавшееся раскулачивание. Неудивительна поэтому и новая волна сопротивления коллективизации. Имели место и антиколхозная агитация, и террористические акты. В Московской области с конца 1930 года до середины мая 1931 года было зарегистрировано более 80 покушений на деревенских активистов, свыше 50 поджогов колхозного имущества и более 20 случаев порчи сельскохозяйственных машин. В Средне-Волжском крае количество антиколхозных выступлений сократилось с 585 в первом полугодии (основная масса выступлений падает на январь — март) до 133 во второй половине года. Но и в январе — марте 1931 г. здесь имели место 55 массовых выступлений, в деревне было убито или ранено 10 человек, совершено 30 покушений на убийство. В 1931 г. из 2688 колхозов Западной Сибири 1138 подверглись нападению в той или иной форме, причем в 10,6% колхозов зарегистрированы поджоги, в 3,3% — отравления скота, в 10,4% — порча машин, в 18% — нападения на актив. Аналогичные сведения поступали и из других районов — Северного Кавказа, Северного края, Урала, Дальнего Востока, Армении, Украины, Белоруссии[536].
Резюмируя, хочется сказать следующее: кампания по ликвидации кулачества как класса в определенной степени превратилась просто в ликвидацию кулачества. А это — совершенно разные вещи. И Сталин, безусловно, понимал, какая пропасть разделяет эти два понятия, и тем не менее не останавливался перед самыми жесткими мерами. В этом, в частности, и состоял его «творческий вклад» в марксистско- ленинскую теорию классовой борьбы.
4. Обострение ситуации в стране
Процесс коллективизации, важнейшим составным элементом которого была ликвидация кулачества как класса, протекал не изолировано от общего развития государства. Он оказывал свое мощное, порой весьма драматическое воздействие не только на село, но и на страну в целом. Затрагивал не только тем, что в деревню посылались специально отобранные по указанию сталинского руководства представители рабочего класса (так называемые 25-ти тысячники), задачей которых были форсирование коллективизации, организация работы колхозов, но и вообще практическое осуществление спускаемых из Центра директив. Сталин специально подчеркивал значимость данного факта, отмечая, что партия
Другим, гораздо более существенным следствием коллективизации, явилось увеличение потока крестьян, покидавших свои села и направлявшихся в поисках работы, а часто и просто куска хлеба, в города. Рост городского населения, конечно, в первую очередь был вызван потребностями индустриализации. Промышленность нуждалась в рабочей силе и она могла черпать трудовые ресурсы главным образом за счет сельского населения. Следует подчеркнуть, что в связи с ростом городского населения значительно возрастали потребности в продовольствии. А удовлетворить эти потребности представлялось возможным прежде всего путем неукоснительного проведения хлебозаготовок, поскольку рыночные механизмы распределения продовольственных ресурсов буквально с каждым месяцем становились все более ограниченными. НЭП с его относительно свободным товарообменом воспринимался уже как приятное воспоминание. Конечно, его остатки еще продолжали существовать, но они уже не оказывали сколько-нибудь существенного воздействия на ход экономических процессов.
Общая оценка сложившейся к тому времени ситуации в советской России не может быть однозначной — позитивной или негативной. Ближе к истине такая оценка, которая органично включает в себя обе эти стороны, причем при различном их соотношении на различных этапах развития страны. По мере своих сил и возможностей я и стремился к такой взвешенной, сбалансированной оценке. Хотя, если говорить со всей откровенностью, самое сложное и трудное дело — дать сбалансированную оценку. Но не такую, где как бы в один ряд выстраиваются позитивные моменты, а в другой ряд — негативные, и в итоге проводится чисто механическое (или арифметическое) их сопоставление. Важно передать внутреннюю логику органической взаимосвязи и взаимообусловленности положительных и отрицательных моментов.
Чтобы соблюсти такой подход я обильно привожу выводы и оценки, принадлежащие представителям самых разных направлений: и тех, кто в политике Сталина и во всех его действиях усматривают только злой умысел тирана и диктатора, и тех, кто склонен проявлять определенную долю объективности в объяснении его политической стратегии.
Вот, например, как описывает сложившееся тогда положение в стране американский советолог Н. Верт, книга которого в свое время была чуть ли не учебником по советской истории в наших учебных заведениях.
Контроль за ситуацией в обществе был чрезвычайно жестким и повсеместным. Он осуществлялся не только органами ОГПУ, воинскими подразделениями, милицией и т. д. Все партийные и советские органы, все общественные организации должны были вести неусыпное наблюдение за тем, чтобы голоса недовольных были заглушены, а сами они тем или иным способом изолированы. Однако есть свидетельства того, что в стране, несмотря на всеобщий контроль, главным организатором которого выступал сам Генеральный секретарь, распространялись листовки с призывами к борьбе против существующей власти. Вот типичный пример такой листовки:
