процессов бюрократизации аппарата и всей государственной жизни. Сталин, как искуснейший полемист, сконцентрировал свои удары по оппозиции именно на развенчании данного тезиса. Причем ставил вопрос, что называется, ребром. Он подчеркивал:
Подробное рассмотрение всех перипетий борьбы Сталина с объединенной оппозицией не вмещается в рамки моей работы. Замечу лишь, что Сталин использовал не только все, так сказать, легитимные формы борьбы, но и в ряде случаев прибег к помощи органов политического надзора и сыска. В частности, органы ОГПУ вели непосредственную слежку за действиями лидеров оппозиции и в ряде случаев прибегли к провокационным приемам.
Но отнюдь не в пределах традиционного понимания партийной дисциплины и устава вела свою деятельность и оппозиция. Во время празднования 10-летнего юбилея Октябрьской революции лидеры оппозиции попытались устроить в Москве, Ленинграде и в некоторых других городах свои параллельные демонстрации. Это уже, вне всякого сомнения, выходило за рамки внутрипартийной борьбы. Тем более что сторонников оппозиции оказалось ничтожно мало.
Сталин, как известно, обладал большой выдержкой и терпением. Он всегда умел выбрать нужный момент для нанесения удара по своим противникам. Если не было соответствующего повода, то он старался создать его. В данном же случае в этом и не было нужды: вожди оппозиции прямо и открыто выступили против законной власти, тем самым переступив грани, отделяющие внутрипартийную борьбу от борьбы против Советской власти. Генсек не преминул воспользоваться этим, Объединенный пленум ЦК и ЦКК, состоявшийся в октябре 1927 года, исключил Троцкого и Зиновьева из состава ЦК, мотивировав это тем, что они
«Прежде всего о личном моменте. Вы слышали здесь, как старательно ругают оппозиционеры Сталина, не жалея сил. Это меня не удивляет, товарищи. Тот факт, что главные нападки направлены против Сталина, этот факт объясняется тем, что Сталин знает, лучше, может быть, чем некоторые наши товарищи, все плутни оппозиции, надуть его, пожалуй, не так-то легко, и вот они направляют удар прежде всего против Сталина. Что ж, пусть ругаются на здоровье.
Да что Сталин, Сталин человек маленький. Возьмите Ленина. Кому не известно, что оппозиция во главе с Троцким, во время Августовского блока, вела ещё более хулиганскую травлю против Ленина…
Можно ли удивляться тому, что Троцкий, так бесцеремонно третирующий великого Ленина, сапога которого он не стоит, ругает теперь почём зря одного из многих учеников Ленина — тов. Сталина.
Более того, я считаю для себя делом чести, что оппозиция направляет всю свою ненависть против Сталина. Оно так и должно быть. Я думаю, что было бы странно и обидно, если бы оппозиция, пытающаяся разрушать партию, хвалила Сталина, защищающего основы ленинской партийности»[223].
Конечно, читая эти строки сейчас, абсолютно бесспорным предстает определенное лицемерие и даже ханжество генсека. Он явно прибеднялся, изображая из себя маленького человека. Кому-кому, а уж ему были хорошо известны истинные размеры колоссальной власти и влияния, которыми он пользовался. Прикрываясь почетным званием всего лишь одного из учеников Ленина, он явно лукавил. Причем все это было рассчитано не на руководящий костяк партии, хорошо осведомленный о реальном положении Сталина и его роли, а на широкую партийную и беспартийную массу. Именно прежде всего к ней и апеллировал генсек. В дальнейшем, на протяжении всей своей политической карьеры, Сталин не раз прибегал к такого рода приемам. Даже тогда, когда его превозносили до небес и фактически изображали неким демиургом, от воли которого зависит все. Но такова уж была натура этого человека. И разобраться в нем не так-то просто.
Но вернемся к главной нити нашего изложения. После октябрьского пленума ЦК (материалы которого практически полностью публиковались в газете «Правда» — что было явлением в какой-то мере уникальным) — Сталину теперь лишь оставалось политически и организационно оформить разгром объединенной троцкистско-зиновьевской оппозиции, что и было сделано на XV съезде партии. Итоги дискуссии, развернутой накануне съезда, не оставляли оппозиции ни малейших надежд не то что на какой- либо, даже самый минимальный успех в их борьбе, но и вообще на сохранение своих прежних позиций. В партийных рядах за платформу ЦК, т. е. платформу Сталина, проголосовало 724 тыс. человек, а за платформу оппозиции — 4 тыс. с лишним[224]. Это был ясный ответ на все коренные вопросы, стоявшие в центре дискуссии, Причем говорить о каком-то чисто арифметическом большинстве, не приходится, ибо это было реальное большинство. Даже с поправкой на то, что генсеком и его сторонниками использовались в полной мере методы, которые на современном политическом жаргоне именуются как административный ресурс, говорить о тотальной фальсификации нет никаких оснований. Предположить, что вся партия была запугана сторонниками сталинской линии — значит в корне извратить реальную картину того времени. Обстановка была еще не та, чтобы можно было предполагать, что приверженцы курса Сталина могли, как им заблагорассудится, манипулировать голосованием. Да и сам факт того, что все-таки нашлось несколько тысяч партийцев, высказавшихся в поддержку оппозиционной платформы, достаточно ясно свидетельствует о наличии в тот период в партии определенной внутрипартийной демократии. Видимо, и сами лидеры оппозиции отдавали себе отчет в том, что их платформа не находит ощутимой поддержки как в самой партии, так и среди широких слоев населения. Последнее подтверждается тем, что попытки лидеров оппозиции провести свои альтернативные демонстрации в день 10-летия революции в Москве, Ленинграде и ряде других городов, оказались жалким подобием таковых. Провал был очевиден, и этого факта нельзя было скрыть или замаскировать никакими обвинениями в адрес сталинистов.
Оппозиция не имела серьезной опоры ни в партии, ни в обществе. И отсутствие массовой опоры нельзя было компенсировать ничем. Однако генсеку и его сторонникам все-таки необходимо было, как требовали того марксистско-ленинские каноны, найти классовое обоснование самого факта существования оппозиции и ее активности. В соответствии с этими требованиями Сталин следующим образом интерпретировал данное явление:
С высоты сегодняшнего дня кому-то такое объяснение может показаться слишком уж примитивным и классово ограниченным. Однако не надо упрощать реальную картину того времени. Действительно, ни одно политическое движение не может возникнуть и развиваться, если оно не будет выражать интересов и чаяний определенных классовых сил и слоев. В данном случае объяснение Сталина, безусловно, соответствовало истине, по крайней мере, в одном: оппозиционеры явно были недовольны рамками той системы власти, которая была установлена и стремились внести в нее элементы буржуазной демократии. Такова действительная, а не чисто пропагандистская оценка их намерений. И дело не меняет то обстоятельство, что сами они более чем категорически открещивались от норм так называемой буржуазной