Встав поутру, он снова подошел к зерцалу, совершил перед ним свой обычный поклон и сказал:
– О, Бодхисаттва, благодарю за твои наставления. твой ученик с нынешнего дня будет неукоснительно им следовать. Ты сам скоро в этом убедишься!
Он велел слугам созвать арендаторов-солеваров. Когда они явились, он им сказал:
– С нынешнего дня вся прибыль, полученная от выпаривания соли, будет делиться иначе, не так, как раньше. Можно даже сказать, совсем наоборот: семь частей забираете вы, а три части остаются у меня. Все прежние долги можете мне не возвращать, я от них отказываюсь.
Дацин достал расписки и тут же, перед зерцалом бодхисаттвы, немедленно их сжег, все до единой.
– Если в наших местах объявятся бедняки, которым в неурожайном году нечего будет есть, а в зимнюю пору у них не окажется теплой одежи, или кто-то по нищете своей не сможет купить гроб, дабы захоронить родного человека, пускай обращаются ко мне. И если я увижу, что просьба этого человека обоснованна, я непременно ему помогу. Но запомните одно, я никому не дозволю лукавить или чинить обман… Наверное, понадобится где-то вымостить дорогу, починить мост или поставить божий храм. Обещаю помочь вам деньгами, только вовремя меня оповестите. Но повторяю еще раз: чтобы не было никакого обмана!
Все, кто услышал эти слова Ши Дацина, испытал удовольствие и большую радость. Каждый посчитал своим долгом лишний раз восславить богов и не единожды воскликнул: «Амитофо!»,[17] потом все разошлись.
Не прошло и трех дней, как перед воротами дома Дацина собралась такая густая толпа людей, что просто не протолкнешься. Один просил у него риса, чтобы не протянуть ноги с голоду, другой молил помочь одеждой, дабы спастись от холодов. Люди просили денег на покупку камня, чтобы проложить дорогу, а также на плиты, чтобы починить мост. Ну, а бродячих монахов, которые выпрашивали милостыню, или нищих побирушек – тех было видимо-невидимо. Они вились вокруг Ши Дацина, как пчелы, или ползали, словно муравьи. Понятно, что стольким просителям за один раз сразу не поможешь, будь у тебя даже не две руки, а сразу много десятков. К тому же в голову старика хорошо запали слова бодхисаттвы, и он остерегался обмана. Как говорится: «В своем уме он постоянно помнил о реках Цзин и Вэй».[18] Поэтому старался все доподлинно проверить и лишь после этого делал свои пожертвования. Дацин никоим образом не позволял переступать порог своего дома любителям легкой наживы или просто мошенникам.
Прошел год, а может, и поболе. Его состояние, как мы знаем, изначально оценивалось в десять тысяч лянов, но после непрерывных пожертвований оно сократилось на целых две тысячи. И тут одну из его сожительниц, то бишь тунфан,[19] охватил недуг. Она стала вдруг худеть и сильно пожелтела лицом. Женщина почти перестала есть, отказывалась даже от чая, но то и дело просила дать ей чего-нибудь кисленького. Узнав об этом, Дацин страшно обрадовался и побежал к тунфан, чтобы спросить, прервались ли ее месячные истечения. Женщина ему ответила:
– Видать уж три луны, как я не омываюсь!
Дацин возликовал. Как часто в таких случаях говорят: «Очи сомкнул, рот распахнул!» Одним словом, довольно захихикав, он устремился к алтарю бодхисаттвы, дабы высказать еще одно желание: когда родится чадо, он непременно устроит торжественный молебен Вод и Суши, [20] чтобы тем самым отблагодарить святого Будду за его безграничную доброту и милость. Прослышав, что просьбу Дацина услышали на небе, к его дому тотчас устремились люди, коим он советовал творить добро. В первый раз их просьбы ограничивались лишь несколькими цянями или лянами серебра. На этот же раз глаза у них разгорелись. Они просили уже не десять, а сразу сотню лянов, причем требовали денег весьма настырно. Если Дацин давал им меньше, некоторые из них отказывались от денег, словно большой живот его сожительнице-тунфан сделал не сам Дацин, а тот самый человек. Кто-то даже посмел сказать:
– Если он хочет иметь чадо, пускай просит его у Меня!
А Дацин говорил себе так: «Скоро у меня самого будет ребенок, а потому обращаться к другим за помощью мне вовсе не обязательно!»
В самом деле, добрые намерения Дацина поначалу были вызваны словами бодхисаттвы, а также тем, что у него до сего времени не было наследников. Сначала он раздавал как бы чужие деньги, которые принадлежали другим. Теперь, когда его женщина понесла, его вдруг охватило смятение. «Когда у меня родится дитя, будь то мальчик или девочка, – это все одно будет моя плоть и кровь. Если появится на свет девочка, я должен выделить часть своего состояния на ее приданое, хотя, как говорят, девочка – это всего лишь полсына. Ну, а коли родится мальчик, он унаследует все мое хозяйство и мои богатства. Если же я все нынче раздам, что у меня тогда останется? К тому же бодхисаттва, по всей видимости столь милостив ко мне и так справедлив, что если он дарует мне сына, то вряд ли допустит, чтобы мой наследник «глотал ветер»! И потому мне никак нельзя забывать, что большую часть моего состояния (почитай две части из десяти) я уже раздарил. Пора остановиться! Ведь даже суровый судья, который назначил наказание в сто батогов, часто милует преступника после двадцати иди тридцати ударов. Что до бодхисаттв, то главное их достоинство заключается в милосердии. Нельзя требовать от них одной лишь суровости и жестокосердия, а также осуждения других! Одним словом, пора мне, как говорится, «убирать своих солдат»! С этих самых пор Ши Дацин с удовольствием вспоминал такую поговорку: «Коли хочешь задаром получить баклажан, да будет тебе от ворот поворот!» В общем, просителей стало больше, а вот денег он им давал все меньше, втайне надеясь, что скоро просителей и вовсе не станет. Приходила ему на ум и другая поговорка: «Ворота добра нелегко открыть, зато трудно захлопнуть; кого позвали, тот успел в них войти,
– Кто? Мальчик или девочка? – в его голосе слышалось нетерпение.
Бабка-повитуха шарила у младенца в промежности, но никаких выпирающих частей не обнаружила.
– Как будто девочка – ваша будущая «любимица»!
Сердце Дацина похолодело. Но в этот момент снова послышался голос повитухи:
– Поздравляю, хозяин, поздравляю! Кажется, все-таки родился «уважаемый сыночек»!
Руки и ноги старика пришли в движение, словно он собирался пойти в пляс.
– Если это мальчик, почему ты сначала сказала, что родилась девочка? Очень сильно ты меня напугала! – последние слова он произнес, когда направлялся в сторону алтаря божества.
– О, добрейший Бодхисаттва! – он низко поклонился божеству.
В этот момент к нему подбежала служанка.
– Хозяин, вас снова зовет повитуха! Она хочет вам еще что-то сообщить!
Дацин поспешил за девочкой-служанкой. Интересно, что еще стряслось? Он остановился возле дверей.
– Что там у вас?
– Хозяин, хочу сначала спросить, станете ли вы растить свое дитя или нет? – послышался голос повитухи.
– Странные слова говоришь, тетка! Мне за шестьдесят, а это мой первенец, к тому же сынок. Он
– Ну, а если это не сын? – вновь спросила женщина.
– Неужто все-таки девчонка?
– Если бы девочка, я посоветовала бы вам ее вырастить…
– Что ты городишь, женщина, если это не сын, не дочь, то кто же все-таки у меня уродился? Чудеса да и
