Ли-чуань, который обучил его методу продления жизни до бесконечности. Лу Дун-бинь практиковал этот метод и добился больших успехов. Он мог даже становиться невидимым и по желанию летать по воздуху над страной. Однажды он нанес свой летный визит в монастырь Хай-хуэй на горе Лу Шань. На стене колокольни монастыря он написал следующее:
После дня досуга, когда ты легок телом, Шесть органов{114} в гармонии, скажи: все хорошо. С жемчужиной в лонной области{115} – что истину искать, Когда ко внешнему ум безразличен, то в Чани нет нужды.
Некоторое время спустя, когда он пересекал гору Хуан-лун, перед его взором предстали пурпурные облака, принявшие форму зонтика. Догадавшись, что (в местном монастыре) живет какая-то экстраординарная личность, он вошел внутрь. Случилось так, что в это время, после барабанного боя, чаньский Учитель Хуан-лун поднимался на свое место (чтобы начать проповедь дхармы). Лу Дун-бинь последовал за монахами и вошел в зал послушать проповедь.
Хуан-лун сказал собранию: 'Сегодня здесь присутствует плагиатор моей дхармы. Монах (то есть я) не будет ее разъяснять'. Тогда Лу Дун-бинь вышел вперед и низко поклонился Учителю, сказав: 'Я хочу, чтобы Достопочти-мый Учитель разъяснил мне значение следующих строк:
Пшеничное зерно в себе содержит всю вселенную:
Холмы и реки заполняют скромный котелок'. Хуан-лун побранил его, сказав: 'Дьявол, трупы стерегущий – вот кто ты!' Лу Дун-бинь парировал: 'Но страж мой обладает лекарством, дарующим бессмертие'. Хуан-лун сказал: 'Если даже тебе удастся прожить 80000 эпох,{116} тебе не избежать падения в мертвую пустоту'. Забыв все о силе духа, упоминаемой в его собственной строчке:
Когда ко внешнему ум безразличен, то в Чани нет нужды.
Лу Дун-бинь пришел в ярость и метнул свой меч в Хуан-луна. Хуан-лун указал пальцем на меч и тот упал на пол так, что метнувший не мог его достать. С чувством глубокого раскаяния Лу Дун-бинь опустился на колени и попросил ознакомить его с Буддадхармой. Хуан-лун спросил: 'Оставив в стороне строчку 'Холмы и реки заполняют скромный котелок', о которой я тебя ничего не спрашиваю, скажи в чем смысл строчки: 'Пшеничное зерно в себе содержит всю вселенную'?{117} Услышав этот вопрос, Лу Дун-бинь мгновенно постиг глубокое (чаньское) значение. После этого он прочел нараспев следующее покаянное стихотворение:
Выбрасываю тыкву я свою и лютню разбиваю. И ртуть за золото отныне не приму. Теперь, когда я встретил (Учителя Хуан-луна), Я понял как порочно использовал свой ум.{118}
Эта история о том, как один бессмертный вернулся к Тройной Жемчужине и стал полагаться на нее, а также о том, как он стал в монастыре (Сангхарама) стражем Дхармы. Лу Дун-биню также принадлежит инициатива возрождения Даосской Школы в те времена. Он был Пятым (Дао) Патриархом на Севере. Даос Цзы-ян также познал глубины ума, прочтя (буддистский) сборник 'Цзу Ин-цзи' и стал Пятым (Дао) Патриархом на Юге.{119} Таком образом, даосизм был возрожден благодаря Школе Чань.
Конфуцианское учение передавалось вплоть до Мэн-цзы, после которого прекратило свое существование. Во времена династии Сун конфуцианские ученые (также) изучали Дхарму Будды. Среди них мы можем отметить Чжоу Лянь-ци, практиковавшего Чань и преуспевшего в познании внутренней природы ума, и других, таких, как Чэн-цзы, Чжан-цзы и Чжу-цзы (все знаменитые конфуцианцы). Таким образом, в не меньшей мере чаньская Школа способствовала возрождению конфуцианства.
В наше время многие люди презирают чаньскую дхар-му. Есть даже такие, кто делает скандальные высказывания о ней, тем самым заслуживая ад.{120} Сегодня у нас есть эта прекрасная возможность сделать хорошее общее дело, ради которого мы здесь собрались. Мы должны радоваться и дать серьезный обет стать объектами почтения драконов и богов и увековечить Верную Дхарму.
Вскоре Учителя пригласили в Ханчжоу, куда буддистские организации послали упасаку Ду-вэйя, который должен был встретить Учителя. Прибыв туда на девятнадцатый день второго месяца, он остановился в храме Цзинь-цы, где он провел собрание, посвященное дхарме, и на котором несколько тысяч человек стало его учениками. Местные власти предложили ему стать настоятелем монастыря Лин-ин, но он отказался по причине преклонного возраста и плохого здоровья.
По приглашению настоятеля Мяо-чжэна и Учителя Дхармы Ву-айя из монастыря Лин-ень, Учитель отправился в Сучжоу для проповеди дхармы собранию, после чего он посетил Ху-цю (Тигровый Холм) и почтил ступу чаньского Учителя Шао-луна (потомка Линь-цзи по дхармё). Прибыв туда, он обнаружил, что территория этой святыни подверглась людскому нашествию. Ступа и каменная плитка с традиционными надписями исчезли. Он раньше посещал это святое место во времена правления императора Гуан-сюйя [1875-1909] и хорошо помнил его. Теперь оно превратилось в груду черепков и кирпичей. Сам факт разрушения свидетельствовал о том, что это место действительно было святым. Учитель обсудил этот вопрос с местными властями и влиятельными людьми, а также посовещался с буддистскими законниками в Шанхае, которые собрали средства для восстановления ступы. Настоятелей Мяо-чжэня и Чу-гуаня, которые находились на Тигровых Холмах, попросили взять на себя руководство реставрацией этого святого места.
По пути в Сучжоу, Учитель посетил храм Шоу-шэн в Бань-тане, где отдал дань почтения ступе Учителя Юань Шань-цзи. После этого он был приглашен приверженцами чаньской школы из Нань-туна посетить гору Лан, где он провел собрание, на котором проповедовал дхарму и на котором несколько тысяч человек стало его учениками. После этого собрания он вернулся в Шанхай. Это произошло в конце третьего месяца.
На четвертом месяце Учитель получил телеграмму с просьбой вернуться в столицу. Там он остановился в монастыре Гуан-цзи. Туда прибыли представители Сангхисо всех частей страны, и новая Китайская Буддистская Ассоциация была формально учреждена и приступила к обсуждению и принятию нескольких важных резолюций. Когда некоторые делегаты от монахов предложили отменить установленные правила дисциплины и морали, Учитель сделал им выговор и написал заявление, озаглавленное 'Дегенерация Сангхи в век конца Дхармы'.{121}
После этого Учитель поехал в Да-тун в провинции Шаньси, чтобы отдать долг почтения Великому Каменному Будде в юнанском гроте. Потом он выразил желание покинуть район Бэйцзина (Пекина). Местные власти посоветовали ему отдохнуть на горе Лу в Цзян-си. На пятом месяце Учитель отправился на юг со своим помощником Цзюэ-минем. Когда Учитель прибыл в Хань-коу, настоятель Юань-чэн из монастыря Бао-тун попросил его провести двухнедельную чаньс-кую медитацию, после чего Учитель направился к горе Лу, где упасака Чэн Чжень-жу ждал его. Учитель остановился там в храме Далинь.
На шестом месяце прибыло несколько чаньских монахов с горы Юнь-цзю {122} в Цзян-си. Они сказали, что во время японской оккупации, захватчики сожгли монастырь Чжэнь-жу, чтобы китайские партизаны не могли использовать его в качестве укрытия. Весь храм был разрушен, за исключением огромной статуи Вайрочаны,{123} которая осталась стоять на опустошенной и заросшей травой земле. Учитель опечалился, узнав об этом, и вспомнил это святое место, основанное во времена правления Юань-хо [806-820] династии Тан. Там останавливались многие выдающиеся чаньские Учителя. Он понял, что, если оно не будет восстановлено, то будет предано забвению. Учитель дал обет восстановить монастырь и обратился к местным властям за разрешением поехать туда. Упасака Чжу Хуа-бин и еще несколько человек вызвались сопровождать Учителя. Они отправились в Цзюнь-цзю в пятый день седьмого месяца.
В один из дней девятого месяца, когда некоторые бхикшуни, ученицы Учителя, жившие в Кантоне, узнали о его приезде в Цзюнь-цзю, они пришли его навестить. Добираясь пароходами и поездами, они прибыли в монастырь и увидели лишь разрушенные стены. Они встретили монаха и спросили его, где найти Учителя. Он указал на коровник. Они пригнули головы, чтобы войти в низкую дверь, но сразу они его не увидели. Оглядевшись, через некоторое время они его обнаружили. Он сидел в медитации на скамейке. Он медленно открыл глаза и сказал: 'Не стоило себя утруждать и приезжать сюда.' Когда они рассказали о причине своего приезда, он сказал: 'Когда я прибыл сюда, здесь было всего четверо монахов, и я, поэтому, решил построить для них соломенную хижину. Но много других монахов пришло потом. Примерно в течение
