— До отхода поезда осталось пять минут…
На прощание еще раз обняли Вартуи и друг за другом высыпали на перрон.
Лера хмуро глядела вслед уходящему поезду. Сказала, покусывая губы:
— Мать провожала — и то не плакала…
— Ладно, пошли, — ответила Валя.
С того дня Лера как-то заметно подобрела к Вале. Перестала придираться, подкалывать, а однажды даже поделилась, что собирается зимой поехать к матери в Свердловск.
— Она в Свердловске живет?
— Да. Замуж вышла и с мужем туда уехала.
Вале снова вспомнилась мама. Почему-то она вспоминалась куда чаще, чем папа. Может быть, из-за того, что мама постоянно болела, и теперь, став старше, Валя осознала, что ей все-таки жаль ее. Ведь мама совсем одна, никого родных нет, а папа вечно в разъездах…
Ксения Герасимовна узнала о том, что мама приходила к Вале в общежитие, а Валя так и не успела даже поговорить с нею.
— Может быть, ей плохо, и она пришла, потому что, наверно, тебя любит… — сказала Ксения Герасимовна.
Валя все никак не могла собраться. Откладывала со дня на день. Но теперь, после отъезда Вартуи, решила:
— Пойду. В первый же выходной…
Мама была дома по обыкновению одна. Сидела за столом, подшивая подол к белому больничному халату.
Увидела Валю, лицо ее осветилось улыбкой.
— Неужели ты? Я думала, уже никогда не придешь…
— Выходит, ошиблась. — Валя положила на стол бумажный пакет с виноградом. — По-моему, болгарский виноград тебе понравится…
— Мне все нравится, — вздохнула мама.
За те месяцы, что Валя не видела ее, она еще больше похудела, и лицо сплошь в морщинках.
— Что глядишь? — спросила мама. — Хороша, небось?
Валя помолчала.
— Что это у тебя за халат?
— Я в нем на работу хожу.
— На работу? — переспросила Валя.
— Да, я работаю, скоро два месяца. Устроилась в поликлинику регистраторшей. Как, одобряешь?
— Папа-то одобряет?
Мама ответила не сразу:
— Папы нет.
— Как нет? Что с ним случилось?
— Ничего с ним не случилось. Просто не живет здесь больше.
— А где же?
— У другой жены.
— Ну да? — не выдержала Валя. — Не может быть!
Мама только рукой махнула. Чего тут рассказывать?
В одной из своих командировок папа познакомился с молодой женщиной, работницей Ильменского заповедника. И в конце концов ушел к ней, уволился с завода и переехал в Миас.
— Теперь там в заповеднике работает… — Горькая усмешка скривила мамины губы. — Вместе с нею пятнистых оленей и зайцев охраняет…
— Может, тебе деньги нужны? — с тревогой спросила Валя.
Мама вдруг всплеснула руками.
— Валечка, дочка, вот я и дождалась…
Валя подошла к ней, положила руку на ее плечо, с болью почувствовала, до чего же худенькое плечо, одни косточки…
— Вот я и дождалась, — сказала мама. — Ты ко мне пришла, деньги предлагаешь, стало быть, жалеешь меня…
— Я буду теперь часто приходить, — сказала Валя и нахмурилась, чтобы не заплакать.
Вскоре после октябрьских праздников Лера получила открытку. Крупным, знакомым Лере почерком было написано всего лишь две строчки:
«Лера, хочу тебя видеть, позвони на этих днях, буду ждать. Виталий».
Лера читала и перечитывала эти слова, словно бы пытаясь разгадать, что скрывается за ними. Может быть, хочет помириться? Может, соскучился, понял, что без нее тяжело?
Не было дня, чтобы она не вспоминала Виталика Идя по улице, с надеждой и опаской вглядывалась в прохожих. Вдруг встретятся случайно? Она и ждала и боялась этой встречи. И все-таки не переставала думать о Виталике и хотела, страстно хотела одного: чтобы он сделал первый шаг. Пусть самый маленький, но все-таки шаг к примирению, тогда она тоже согласится позабыть о прошлом.
Радость переполняла Лерино сердце, ей надо было с кем-то поделиться, и она побежала к Ксении Герасимовне. Сказала нарочито равнодушным, даже вроде бы усталым тоном:
— Почитайте, что пишет. Очевидно, истомился…
Ксения Герасимовна пробежала глазами открытку.
— Истомился? Почему ты так думаешь?
— Просит позвонить, видеть меня ему захотелось…
Антрацитовые глаза Леры горели, хотя она изо всех сил старалась казаться безразличной.
— Может быть, ты и права, — согласилась Ксения Герасимовна. — Наверно, и вправду соскучился без тебя.
— Пусть не думает, я сразу не перееду, — решительно заявила Лера. — Я его заставлю раз и навсегда пообещать, первое — чтобы мы от матери его отделились, второе — чтобы мать не вмешивалась ни во что. А иначе не перейду обратно!
— Ты все же постарайся быть с ним помягче, — посоветовала Ксения Герасимовна.
Лера вздернула подбородок.
— Как сказала, так и будет. Я ему ни в чем уступать не собираюсь…
Лера хотела было удержаться, не звонить подольше, но все-таки позвонила на следующий же день.
— Это я, — сказала сухо, но, помимо воли, сердце вдруг бурно заколотилось, едва лишь она услышала его голос. — Узнаешь?
— Узнаю, — ответил Виталик. Судя по голосу, он улыбался. — Ты где?
— У себя, в общежитии.
— Приезжай ко мне, есть о чем поговорить.
— Когда?
— Хоть сейчас.
— Нет, — сказала Лера, с радостью сознавая, что снова держит себя в руках и говорит деловым, сдержанным тоном. — Сейчас не могу.
— А когда сможешь?
— Завтра вечером.
— Хорошо — ответил Виталик. — Буду ждать.
— Встречай меня возле проходной, я кончаю в четыре.
— Ровно в четыре у твоей проходной, — согласился Виталик. — Буду ждать.
— Да, — сказала Лера и положила трубку.
Прижала руки к щекам, они горели, словно обожженные морозом.
Значит, завтра. Завтра все решится, все будет так, как она хочет.
Вот даже и сейчас он ей уступил, согласился прийти к проходной, подождать ее там.
