— Народ собрался Встречают вас… Сродственники! — И потыкал пальцем в пространство, показывая на заводоуправление: — Там!..
Вдруг рядом с Костей оказался Иван Брызгалов, проговорил что-то, держась пальцами за горло, но Костя не услыша его; тогда Брызгалов подковылял к мастеру, протянул руку. Быстро заработали его губы.
— Твоя взяла, — сказал он. — Молодцы вы! Дай пять! — Он держал перед собой ладонь как пистолет.
Скворень ему руки не подал…
— Раздевайся и в душ! Грязи на тебе — пуд, — сказала Клавдия Клрьяновна. — Герой-
Костя прошлепал босиком в ванную, включил воду, залез под теплую струю и долго плескался там в состоянии сладкой полудремы.
— Сын, обедать! — несколько раз прокричала ему с кухни мать.
Мать встретила Костю нарядная, сияющая. У него даже под лопатками захолодило — такой торжественной была мать… А лицо… С лицом нелады — с горчиной, припечаленное. Морщины — от носа к уголкам рта, делающие лицо жестким и старым, складки иа лбу, припухлости под глазами… что с ней, с матерью?
Клавдия Кирьяновна вынула из кармана жакета красную коробочку.
— Вот. — Она раскрыла коробочку. — Это орден. Им посмертно был награжден твой отец. Раньше я хранила его пуще собственных глаз. А теперь… Теперь тебе его хранить… Ты, как говорят любители казенного языка, достоин этого ордена.
Костя взял в руки отцовский орден. Боевое Красное Знамя. Он только одип раз видел его, когда заплаканная мать пришла из облисполкома, где ей вручили эту коробочку.
Костя долго держал его в руках — металл уже чуть поблек от времени, эмаль же была как новенькая, парадная.
— Спасибо, ма, — сказал Костя.
— Ну, а теперь обедать… Все ли на столе? — спросила мать, проверяя стол. — Так и есть, забыла! Самое главное забыла… Хлеб и рябиновую настойку. Мы с тобой сейчас по двадцать капель имеем право выпить. Праздник ведь.
— Мам, я не окосею? — сказал Костя и подумал: «Что за слово «окосею»? Мать сейчас обругает».
— Ясное дело, окосеешь, — с серьезным лицом подтвердила Клавдия Кирьяновна. — Пообедаешь и сразу спать! Завтра тебе в утреннюю смену.
Когда она вернулась из кухни с тарелкой хлеба в одной руке и настойкой в другой, Костя уже спал, положив голову на край стола. Губы его раскрылись, они были пухлыми, как у школяра, детскими. Он совсем еще был ребенком, ее сын Костя Гундорев. Комсомолец Костя Гундорев.
Анатолию Алексину— 50 лет
Разговор всерьёз
Дорогие друзья!
Вот видите, как получается: не успел я написать двух слов, как сразу же возникают проблемы. Потому что я слышу, как эти обычные слова приветствия у кого-то уже вызывают возмущение: хороши друзья! Нечего сказать! Зарешеченные!
И действительно, ведь ничего не скажешь — зарешеченные.
Отсюда следует первый вывод: береги честь смолоду, чтобы не потерять право на человеческое обращение и человеческий разговор. Какова слава, такова и честь.
Но мне хочется перешагнуть через это предубеждение и поговорить именно по-человечески и по- крупному, так же, как по-крупному ставите и вы свои вопросы. И за это прежде всего мне хочется сказать вам спасибо — за письмо, за доверие, за откровенность, за поиски. И особенно меня радует, что это письмо
