«Вот и хорошо. Не разобьется», — тихо подумала бабушка и заплакала.
В этот день верх одержал я.
Я очень люблю своих родителей. Но что поделаешь, уже два года, как я работаю на заводе, где всю жизнь проработал дедушка. И хотя там мне совсем неплохо, в институт я все-таки когда-нибудь поступлю. Только сейчас мне некогда: я читаю Ибсена. Тоже хороший писатель.
Герман Дробиз
Робкие люди
От одного преподавателя ушла жена, студентка. Он ее ревностью замучил. Не выдержала она и к своему папе ушла, к вдовцу-пенсионеру, бывшему учителю истории. Остался преподаватель один в квартире, уязвленный до глубины души. А тут — сессия. И принялся он зверствовать, на невинных студентах душу отводить. В том числе вкатил одному студенту первую в жизни пару.
Вышел тот из аудитории: весна, коридор от солнца звенит, в окна сирень дышит. А у него пара, первая в жизни. И самое страшное — родители. Особенно отец. Очень строгий…
Поплелся студент в аудиторию, духу набрался: «Разрешите пересдать». А преподаватель как рявкнет: «Вон с моих глаз!» Выскочил студент, думает: «Позвоню ему домой, вечером. В кругу семьи он, может, человечнее отнесется».
До вечера гулял по городу. И вот набирает номер… Преподаватель: «Да?» И вдруг чувствует студент — робость одолела. «Сейчас, — думает, — назовусь, а он трубку швырнет…»
Преподаватель: «Алло! Алло!» Пожал плечами, положил трубку.
Стоит студент в кабинке, придумывает, с чего начать, чтобы ему в ответ трубку не швырнули. Придумал: «Добрый вечер, уважаемый такой-то». Набрал номер… Только хотел свою замеча тельную фразу произнести, чувствует: не может. «Ну, — думает, — скажу эту фразу, а дальше? Нет, надо и вторую заранее придумать».
Преподаватель: «Алло! Алло!» Он сначала решил, кто-то из неисправного автомата звонит. Потом, что кто-то его разыгрывает. Но когда в третий раз вздох услышал, грустный такой, всамделишный вздох, понял: дело серьезное. Кто-то заговорить не решается. Какой-то робкий человек. Или сильно перед ним виноватый. И тут его осенило: жена звонит! Вернуться хочет, раскаивается. А решиться на разговор не может.
И такая радость его взяла, такое умиление, такая жалость, что вот сидит она там, у своего папочки, и мучается от гордости
«Некрасиво, — думает преподаватель. — Все-таки я мужчина, мне страдания легче достаются и дешевле обходятся. Я сам должен позвонить…» И тут же набирает номер. Но неожиданно вместо голоса жены слышит голос тестя.
Надо сказать, с этим тестем дружбы у него не получилось. Старичок оказался тихий, запуганный, но себе на уме. Сорок лет историю преподавал и за эти годы выработал в себе одновременно подозрительность и ехидство. Брак своей дочери он не одобрял. Впрямую, правда, не высказывался, но намекал прозрачно.
Тесть говорит: «Алё! Алё!» Хочет преподаватель сказать: «Здравствуйте, такой-то. Позовите к телефону такую-то». Хочет — и не может. А вдруг старик съехидничает? И без того уязвленное самолюбие уязвит?.. Так и не решился. Молча трубку положил.
И тесть положил. И задумался. Не понравилось ему, что кто-то молча трубку кладет. Слышал он, что так грабители действуют, чтобы убедиться, что в квартире никого нет.
А преподавателю стыдно стало за свою нерешительность, он снова позвонил. Тесть: «Алё! Алё!» И снова у зятя духу не хватило. Начал расхаживать по комнате, робость свою корить. «Хоть бы, — думает, — жена сама еще раз позвонила. Если только позвонит, первый крикну: «Люблю! Прости! Вернись!»
Тесть же окончательно понял: «Следят за квартирой, запугивают. Знают, что я старый, больной, сопротивляться не могу. А дочери дома нет, по скверам бродит, переживает дурацкую ревность своего супруга… Надо в милицию звонить».
Набрал ноль-два.
«Дежурный по горотделу слушает!» — Голос бодрый, упругий.
Услышал его старик и несколько смутился. «Что же я ему скажу? Что в квартиру ломятся? Не ломятся. Угрожают? Не угрожают. Что же? Звонят и молча трубку кладут».
«Алло, говорите!»— подбадривает дежурный.
Вздохнул старик и трубку положил. И как только положил, сразу пожалел. «Нет, — думает, — все-таки надо сказать. Так, мол, и так: столкнулся со странным фактом. Звонят и молчат. Скорее всего, ничего особенного. Но, может быть, в вашей милицейской практике известна банда, которая действует таким методом? Вот так и спрошу», — решил. И снова номер набрал.
«Дежурный по горотделу слушает».
И опять чувствует старик: морально не готов. Пока номер набирает— готов. А как слышит дежурного — не готов… Дышит старик в трубку, покашливает…
«Алло!» — кричит дежурный. «Что, — думает, — за ерунда? Обычно начинают жаловаться — не успеваешь ответить… А тут звонят и стесняются. — Ишь, — думает, — стеснительные какие». И тут же перестает о них, о стеснительных, думать. У него сейчас другое в голове: рецидивист Косое Рыло, месяц назад сбежавший из отдаленных мест, объявился в родном городе. Сведения путаные: то ли на добровольную сдачу склоняется, то ли налет на магазин готовит. Специальные бригады с утра город прочесывают, никак не могут Рыло найти. Хорошо бы он сам сдался…
И тут снова зазвонил телефон.
«Дежурный по горотделу!»
Дышит кто-то в мембрану, горлом булькает, а заговорить не решается. И вдруг дошло до дежурного: «Да ведь это Рыло звонит! Сдаться хочет, но в последнюю минуту духу не хватает. Ах ты, Рыло мое милое, могу тебя понять: по доброй воле обратно под стражу, да еще срок добавят. Ну, ничего, сейчас я тебе помогу».
«Рыло! — кричит дежурный. — Если решил сдаваться, — быстро иди сюда. Все равно найдем, лучше сам приди. Сдавайся, Рыло!»
Выслушал старик эту тираду и осторожно положил трубку. Даже обрадовался, что заговорить не успел. Они там какое-то Рыло ищут, наверное, опасного преступника. А он с такими пустяками. Решил: подожду, пока это Рыло сдастся, тогда позвоню.
А в это время преподаватель ходит по комнате, как гипнотизер по сцене. На телефон смотрит, заклинает: позвони. Я не гордый, я первый скажу…
В это же самое время студент в будке клянет себя за нерешительность. «Ну и мозгляк я, — думает. — В мои годы люди полками командовали…» Поднатужился, ка-ак наберет номер! Но ничего не успел сказать: навстречу ему — истошный крик: «Наташа! Вернись, я люблю тебя! Слышишь? Люблю!»
Студент с испугу трубку выронил. «Ой-ей-ей, — думает, — вот это попал. Надо подождать, пусть сначала эта самая Наташа позвонит».
А преподаватель услышал гудочки, думает: «Как-то я не так сказал, на излишней истерике. Надо самому позвонить и объясниться»
Тесть к этому времени немного успокоился: звонков больше нет. Скорее всего, дочь с прогулки звонила, с неисправного автомата. Успокоился старик и сел перечитывать исторический роман Вальтера Скотта. Хорошо пишет Вальтер Скотт! И тут опять раздается звонок.
Смотрит старик на телефон. Телефон тарахтит. Старик смотрит. «Господи, — думает, — нельзя же гак пугаться. Скорее всего, дочь звонит». Взял трубку. А там тишина. Не ожидал преподаватель снова на тестя нарваться, запнулся. Упало у тестя сердце: ОНИ звонят. Что делать? На милицию никакой надежды. Там не до него. Рыло ловят… И вдруг придумал. Придумал и говорит:
