А как-то ночью пришло разъяснение: этот поп — шпион! Подослан от III Отделения!
С тех пор Писарев выслушивал беседы протоирея с величайшим раздражением, перебивал его и в лицо смеялся — пусть знает, что раскусили!
В последний свой приход отец Василий лишь молча перекрестил узника и положил на стол книгу. Почему-то Писарев похолодел, с трепетом глянул на книгу... и вдруг, подчиняясь неводомой силе внутри, схватил и бросил ее в спину священнику.
С тех пор отец протоиерей оставил свои посещения.
Статьи Писарева регулярно продолжали появляться в петербургских журналах.
В возобновившемся «Современнике» весь 1863 год печатался роман Чернышевского «Что делать?», написанный в Алексеевской равелине Петропавловской крепости. Молодежи предлагался новый образ жизни — по принципам разумного эгоизма, в условиях новой семьи, в надежде на победу идей социализма и возникновения небывалого ранее Хрустального Дворца, где все будут свободны, равны и счастливы.
В Москве во множестве возникали студенческие кружки. Одни создавали артель переводчиков с английского и немецкого языков, другие организовывали платные вечера для сбора средств в пользу неимущих студентов, были и просто землячества. Так, на Большой Ордынке образовался кружок студентов-пензенцев, в котором стал верховодить двадцатилетний Николай Ишутин.
В те годы все пошатнулось в России. Идея свободы пьянила студенческие головы. Атеизм овладел их умами легко, ибо церковная казенщина претила, а заглянуть за нее не позволял страх перед насмешками товарищей.
— Да зачем же все? Зачем человек живет? — спрашивал иной простодушный маменькин сынок.
— Так себе родился и живет,— разводил руками Ишутин,— и все тут!
Извечное же чувство неудовлетворенности, особенно пылко переживаемое в юности, переводилось из среды духовной в самую материальную. Горение низводилось долу, человек объявлялся мерою всех вещей, его воля определяла ход истории. В текущий момент главной задачей всех подлинно передовых людей стала борьба против деспотического самодержавия.
Заседания кружка походили на какую-то страшную игру. Они рассуждали о перспективах социализма в России, о необходимости всеобщей революции и уничтожении царской власти, которую должна сменить власть новая.
— Давайте взорвем Петропавловскую крепость! — предлагал один.
— Нет, нет! — горячо возражал другой революционер.— Надо, понимаете, взять в плен наследника и предъявить царю ультиматум: или полная свобода и вся земля крестьянам, или смерть твоему сынку!
— Надо просто убить даря! — убеждал третий, самый юный революционер, не желая отстать от старших товарищей.— Тогда власти испугаются, и организация будет им
диктовать, что следует делать!
— И что же, ты готов за это взяться? — цедя слова, врастяжку спрашивал Ишутин.— Я дам тебе револьвер. Сможешь завтра застрелить Александра Николаевича?
— Я?.. А почему я?..
— А ты поедешь завтра взрывать Петропавловку? — с мрачной насмешкой вопрошал вождь другого.— Нет?
Мальчики сознавали, что оказались на грани, за которой слова перерастали в дела. Знали бы они, что и произносимые в безумном угаре слова их уже были делом.
— Видишь, Митя,— оборачивался Ишутин к неизменно молчащему Каракозову, сидевшему всегда за его спиной,— господа колеблются...
И разговор переходил на другое: хорошо бы вызволить Чернышевского с каторги, поставить во главе правительства, но обязать его действовать по указаниям их Центрального Комитета… Ели рябчиков в сметане, попивали токайское. Игра продолжалась.
А власть оставалась в позиции нерешительной, пытаясь и бороться против крамолы, и угодить ставшему могущественным общественному мнению.
Мог ли знать подробности бурной политической жизни московский святитель? Отчасти мог, но не имена и детали интересовали его. Он предвидел надвигающуюся на Россию с Запада тучу, лишь изредка позволяя себе прямые высказывания на сей счет. Так, пришедшей за благословением настоятельнице одного из подмосковных монастырей он не советовал устраивать богатые ризы на иконы.
— Близко время, когда будут сдирать ризы с икон. Представляется мне, что туман и облак сгущается над нами, и надобно опасаться грома.
В том же 1863 году святитель написал размышление о премудрости христианской, в котором предложил свой ответ на вопросы времени:
«Мудрость христианская должна быть чиста— чиста по ея источникам, по ея побуждениям и цели. Ея чистый источник есть Бог... Ея чистая цель также есть Бог... Деятельное нужно внимание для охранения сей чистоты от нечистых влияний
