противостоит этому возмущению. По одной современной еврейской версии этой истории работники, которых хозяин нанимает после обеда, трудятся настолько усердно, что он, пораженный, решает вознаградить их труд, заплатив им за полный рабочий день. Совсем иначе выглядит версия, рассказанная Иисусом, в которой говорится, что последняя группа нанятых работников праздно стояла на торжище, что в сезон полевых работ делали только самые ленивые, неумелые работники. Более того, эти бездельники ничего не предпринимают для того, чтобы как-то выделиться, и другие работники шокированы той платой, которую они получают. Какой хозяин в здравом рассудке будет платить те же деньги за час работы, что и за двенадцать часов!
В истории, рассказанной Иисусом, нет смысла с экономической точки зрения, и в этом-то заключалась его цель. Он сообщал нам притчу о благодати, которую нельзя высчитать как плату за день работы. Благодать не зависит от того, кто и во сколько начал или закончил работать. Она не имеет ничего общего с расчетами. Мы обретаем благодать как дар, посланный Богом, а не как что-то, что мы зарабатываем тяжелым трудом. Это Иисус разъясняет, приведя ответ хозяина:
«Друг! Я не обижаю тебя; не за динарий ли ты договорился со мною? Возьми свое и пойди; я же хочу дать этому последнему то же, что и тебе; разве я не властен в своем делать, что хочу? Или глаз твой завистлив оттого, что я добр?»
«Ты завидуешь, Сальери, потому что я так добр к Моцарту? Ты завидуешь, Саул, потому что я так добр к Давиду? Вы завидуете, фарисеи, потому что я в самом разгаре этой игры открываю калитку неевреям? Потому что я молитву мытаря предпочитаю фарисейской, потому что я принимаю раскаяние вора, к которому он приходит в последние минуты своей жизни, и обещаю ему рай? Это вызывает в тебе ревность? Ты завидуешь тому, что я оставляю послушную отару, чтобы найти заблудшую овцу, или помогаю расточительному человеку, дав ему откормленного теленка?»
Хозяин в истории, рассказанной Иисусом, не обманул тех своих работников, которые работали весь день, заплатив остальным столько же за час работы. Нет, они получили ту плату, которая им была обещана. Их неудовольствие было вызвано возмутительной, с их точки зрения, арифметикой благодати. Они не могли примириться с тем, что хозяин имел право распоряжаться своими деньгами как ему угодно, если он платил этим подлецам в двенадцать раз больше того, что они заработали.
Показательно то, что многие христиане, читая эту притчу, идентифицируют себя с теми работниками, которые трудились полный рабочий день, а не с теми, кто присоединился к ним вечером. Нам нравится считать себя ответственными работниками, и странное поведение хозяина ошеломляет нас так же, как оно ошеломляло людей, слушавших тогда притчу из уст самого Иисуса. Мы рискуем упустить основное зерно смысла в этой истории: Бог раздает дары, а не плату. Никому из нас не платят в соответствии с заслугами, потому что никто из нас не приблизился к тому, чтобы его жизнь удовлетворяла требованиям, предъявляемым Богом к совершенной жизни. Если бы нам платили по заслугам, мы бы все оказались в аду.
Как сказал Роберт Феррар Капон: «Если бы мир мог быть спасен хорошим ведением бухгалтерии, его спасителем был бы Моисей, а не Иисус». Благодать нельзя свести к общим принципам бухгалтерского дела. В царстве не-благодати, где ведется счет прибыли и убыткам, некоторые работники заслуживают большего, чем остальные. В царстве благодати неуместно само слово «заслужить».
Фредерик Бюхнер пишет:
«Люди готовы ко всему, кроме того, что за пределами тьмы, вызванной их слепотой, есть великий свет. Они готовы к тому, чтобы гнуть свою спину, обрабатывая одно и то же старое поле, пока коровы, пасущиеся без присмотра, не вернутся домой. Они готовы работать, пока не споткнутся обо что-то твердое, что окажется зарытыми на этом поле сокровищами, которых будет достаточно для того, чтобы купить весь штат Техас. Они готовы к тому, что Бог заключает сделки, которые нужно отрабатывать в поте лица, но не к тому, что он платит за час работы столько же, сколько платит и за день. Они готовы к тому, что Царство Божие подобно горчичному зерну, что оно не больше, чем глаз тритона, но не к тому, что оно станет огромной смоковницей, в ветвях которой птицы будут петь музыку Моцарта. Они готовы к скудному пресвитерианскому ужину, но не к свадебному столу с ягненком…»
По моим подсчетам, Иуда и Петр из всех учеников Иисуса показали себя наиболее склонными к арифметическим расчетам. Иуда, должно быть, продемонстрировал какие-то способности обращения с числами, иначе остальные не выбрали бы его казначеем. Петр всегда входил во все мелочи, постоянно пытаясь заставить Иисуса точно объяснить смысл того, что он имеет в виду. Так, в Евангелии упоминается, что когда Иисус устроил чудесный лов рыбы, Петр поймал 153 большие рыбины. Кого, кроме человека, склонного к подсчетам, беспокоил бы подсчет рыбы в такой извивающейся куче?
Это было целиком и полностью в характере щепетильного апостола Петра, когда он затем пытался добиться от благодати каких-то математических формул. «Господи! Сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? — спросил он Иисуса. — До семи ли раз?» Петр допускает ошибку в определении степени благородства, поскольку раввины в то время считали число три максимально возможным числом, на которое можно было рассчитывать, прощая другого.
«Не говорю тебе: до семи, но до седмижды семидесяти раз», — выйдя из себя, ответил ему Иисус. В некоторых рукописях значится перемножение семидесяти на семь, но едва ли имеет большое значение, сказал ли Иисус 77 или 490. Он имел в виду, что прощение не является чем-то, что можно посчитать на счетах.
Вопрос Петра побудил Иисуса рассказать еще одну историю, исполненную глубокого смысла, историю про раба, у которого каким-то образом накопился долг в несколько миллионов долларов, которые он должен был вернуть царю. Тот факт, что в действительности ни у одного раба не может скопиться такая сумма долга, подчеркивает мысль Иисуса о том, что даже если бы государь продал его самого, его семью, детей и всю его собственность, он не вернул бы и малой толики денег. Такое нельзя простить. Несмотря на это, государь, тронутый жалостью, неожиданно прощает долг и отпускает раба, не наказав его.
Внезапно ситуация повторяется. Раб, который только что был прощен, встречает одного из своих товарищей, который должен ему несколько долларов, и начинает его душить. «Отдай мне, что должен!» — требует он и сажает его в темницу. Одним словом, жадный раб олицетворяет собой не-благодать.
Почему притча так гиперболизируется Иисусом, становится понятным, когда он объясняет, что государь — это Бог. Прежде всего, это должно определить наше отношение к другим людям. Скромное осознание того, что Бог уже простил нам наши долги, так велико в нас, что за ним то зло, которое причиняют нам другие, съеживается до незначительных размеров. Как можем мы не прощать друг друга в свете того, что Бог простил всех нас?
Как замечает К. С. Льюис: «Быть христианином значит прощать непростительное, потому что Бог простил то непростительное, что существует в нас».
Льюис на себе ощутил глубину божественного всепрощения, которое снизошло на него вспышкой откровения, когда он в день святого Марка произнес фразу, приведенную в апостольском символе веры: «Верую в прощение грехов». Его грехов не стало, они были прощены! «Эта истина дошла до моего сознания
