турнирах на протяжении трёх царствований — Мэйдзи, Тайсё и Сёва, и с этим именем связан нынешний расцвет игры. Это имя вообще олицетворяло самое игру. Так как старый Мэйдзин Прощальной партией венчал свою карьеру, то эта партия должна была стать шедевром, вызывающим лишь восхищение, должна была скрасить его уход, продемонстрировать торжество рыцарского духа, очаровать элегантным артистизмом. И, тем не менеё, Мэйдзин должен был подчиниться общим правилам.
Когда устанавливается какой-либо закон, тотчас появляются попытки его обойти. Если ввести правила, призванные быть преградой нечестной игре, то среди молодых профессионалов почти наверняка найдутся такие, которые постараются использовать эти правила нечестно. Всё пойдёт в ход — и контроль времени, и откладывание, и запись секретного хода. Из-за этого игра перестает быть чистым произведением искусства. Мэйдзин, садясь за доску, рисковал стать жертвой: ведь он не знал современных так называемых “технических уловок”.
Мэйдзин привык играть так, как было принято раньше, — используя большие преимущества своего высокого положения, когда старший, дождавшись выгодного для себя положения на доске, распоряжается отложить партию при своем ходе, причем сам назначает день доигрывания. Не было раньше и контроля времени. И все те вольности, которые были позволительны Мэйдзинам, противостояние которым закалило молодого Сюсая, вряд ли можно представить себе в наши дни.
Однако приверженность Мэйдзина к старомодному своеволию и непривычка играть по новым правилам были всем известны. К тому же в матче с Ву Циньюанем, мастером пятого дана, когда из-за болезни Мэйдзина партию пришлось отложить в невыгодном для него положении, дело дошло даже до сплетен. Вот потому-то на этот раз, похоже, молодые профессионалы установили жесткий регламент и постарались ограничить произвол Мэйдзина. Этим регламентом не занимались ни Отакэ Седьмой дан, ни сам Мэйдзин.
Чтобы выделить претендента на встречу с Мэйдзином, был проведён турнир с участием держателей высших титулов в Японской Ассоциации Го, а регламент самой встречи был разработан ещё до начала этого турнира. Отакэ, как представитель высших данов Ассоциации, старался заставить уважать этот регламент даже самого Мэйдзина. Впоследствии, когда из-за болезни Мэйдзина возникали разные осложнения, Отакэ каждый раз угрожал бросить партию. Это выглядело нарушением обычая почтительного отношения молодого игрока к старому мастеру, недостатком сочувствия к больному человеку, и вообще, позицией мало обоснованной. И хотя всё это ставило организаторов партии в крайне трудное положение, у Отакэ Седьмого дана всегда находились веские доводы в свое оправдание. Правда, была опасность, что позволив одну поблажку, придется позволить ещё сотню, что благодушие, которое делает человека снисходительным, чего доброго приведет его к поражению. Такое благодушие, пожалуй, не очень уместно в серьёзной игре. Седьмой дан, который должен был выиграть любой ценой и который твёрдо решил выиграть, не мог допустить, чтобы партнёр навязывал ему свою волю. Мне порой даже казалось, что Седьмой дан при каждом проявлении своевольного характера своего противника с удвоенной силой настаивал на соблюдении регламента именно потому, что его противником был сам Мэйдзин.
Конечно, околотурнирная борьба и игра за доской вещи разные. Разумеется, можно было брать в расчёт всё — и время, отведённое на игру, и характер противника, и уступая в мелочах, беспощадно сражаться за доской. Есть и такие игроки. Но, судя по всему, Мэйдзину достался неудобный в этом смысле противник.
13
В спортивном мире болельщики, пожалуй, склонны всегда переоценивать реальную силу своих кумиров. Противоборство равных соперников, разумеется, тоже вызывает интерес, но разве не сильнее в болельщиках желание следить за деяниями “сверхчеловека”? Грандиозная фигура НЕПОБЕДИМОГО МЭЙДЗИНА одиноко высилась над прочими профессиональными игроками Го. Мэйдзину уже не раз приходилось вести матчи, где на карту ставилась его судьба, и в такого рода матчах он не проиграл ни разу. Его игра была мощной и до того, как он стал Мэйдзином, а игры, которые он вел, уже получив титул, уверили весь мир в его непобедимости. То, что он сам в неё верил, мало того, хотел верить, — лишь усугубляло трагедию. По сравнению с Сэкинэ, Мэйдзином по сёги, который легко переносил поражения, Мэйдзин Сюсай вёл более трудную жизнь. Говорят, что в Го у того, кто ходит первым, примерно семь шансов на победу из десяти, поэтому в проигрыше Мэйдзина, который играл белыми, нет ничего удивительного, но широкой публике такие тонкости трудно понять.
Дело было не только в огромном призе за игру, назначенном крупной газетой. Мэйдзин, видимо, придавал большое значение этой встрече самой по себе. Он, несомненно, жаждал победы и был настроен на боевую игру. Если у него и были какие-нибудь сомнения, вряд ли он позволил бы им проявиться. Так или иначе, но с падением корены непобедимости, казалось, должна была закончиться и жизнь Мэйдзина. Он жил верой в свою необычную судьбу и, пожалуй, можно сказать, что на этот раз его покорность судьбе сменилась противоборством с ней.
Как раз в тот момент, когда “безупречный Мастер своего дела”, “непобедимый” Мэйдзин после пятилетнего перерыва вновь вышел на сцену, изменился и регламент проведения матчей, существовавший с незапамятных времен. Когда вспоминаешь все это по прошествии времени, начинает казаться, что и этот мелочный, но необъятный регламент был творением какого-то посланца ада или самого ангела смерти.
Случилось-то, чего и следовало ожидать. Условия встречи были нарушены Мэйдзином уже на второй день, в павильоне Коёкан, и вновь нарушены по прибытии в Хаконэ.
На третий день после павильона Коёкан, 30 июня, все должны были выехать в Хаконэ, однако из-за наводнений, вызванных ливневыми дождями, отъезд сначала перенесли на 3 июля, а затем отложили до восьмого. Весь район Канто был затоплен, пострадал и район Кобэ. Даже в августе железнодорожная линия Токай ещё не была полностью восстановлена.
Я жил в Камакура, поэтому должен был на речном вокзале пересесть на поезд, в котором ехал Мэйдзин. Этот поезд отправлялся из Токио в 3.15 и шел в Маибара. В Камакура он пришел с опозданием на 9 минут. В Хирадзука, где жил Седьмой дан, поезд не останавливался, поэтому тот ждал его в Одавара. Едва состав остановился, как появился Седьмой дан — в синем летнем костюме, в панаме с опущенными спереди полями. При нём был всё тот же громадный чемодан, с которым он приходил в павильон Коёкан и в котором было всё, что нужно для отшельнической жизни в горах. Войдя в вагон, он сразу принялся выражать соболезнования, как это принято при наводнениях.
— У нас здесь просто какой-то сумасшедший дом… До сих пор ездим на лодках. А сначала в ход шли даже плоты.
От Мияносита до Огасима мы добирались на кабелеукладчике, внизу бушевал мутный поток речки Хаякава. Гостиница “Тайсёкан” стояла на участке, который сейчас превратился в островок посреди реки. Едва мы зашли под крышу и расселись, как Седьмой дан обратился с приветствием по всем правилам этикета:
— Сэнсэй, вы, должно быть, очень устали с дороги. Прошу вас не сердиться…
В тот вечер Мэйдзин выпил немного сакэ и говорил, живо жестикулируя. Седьмой дан вспоминал свою юность и рассказывал о семье. Спустя какое-то время Мэйдзин обратился ко мне и предложил сыграть в сёги, но увидев мои колебания, тут же сказал:
— Ну ладно, раз не хотите, а как вы, Отакэ-сан? Партия в сёги заняла около трех часов, выиграл Седьмой дан. Утром Мэйдзина брили в боковой пристройке возле ванной комнаты. Должно быть, он готовился к завтрашнему сражению. Стул для бритья взяли первый попавшийся, на нём не было подголовника, какие бывает на парикмахерском кресле. Поэтому супруга Мэйдзина стояла позади стула и поддерживала его затылок.
Вечером приехали судья партии Онода Шестой дан и секретарь Ассоциации Явата, и мы все играли в сёги и в нинуки. В нинуки — игре, которую также называют корейским гомоку, Мэйдзину не везло. Он проиграл несколько партий подряд и сказал, обращаясь к Оноде Шестому дану:
— Онода-сан силён, очень силен…, — и поцокал языком.
Я сыграл партию в Го с корреспондентом нашей газеты “Нити-нити-симбун” по фамилии Гои. Онода Шестой дан вёл запись нашей партии. Шестой дан в роли секунданта — такой чести не удостаивался даже Мэйдзин. Я играл чёрными и выиграл с перевесом в пять очков. Потом эту партию опубликовал журнал Ассоциации — “Кидо”.
За день все отдохнули от трудной дороги в Хаконэ. 10 июля, наконец, должно было начаться доигрывание. Утром в день доигрывания Отакэ Седьмой дан казался совсем другим человеком. Он поджимал
