была какая-то рассеянная. Второпях одевшись, убежала, спеша на городской праздник. Эгути, закурив, некоторое время прислушивался к звукам барабанов и флейт, к голосам уличных торговцев.
Сколько лет ему было в ту пору, Эгути не мог точно вспомнить. Судя по тому, что он без всякого сожаления отправил девочку на праздник, он был не так стар, как сейчас. Сегодняшняя девушка года на два, на три старше той, и формы у нее более округлые, женственные. К тому же ее усыпили, и она не проснется, а это большая разница. Она не проснется, даже если будут гудеть большие праздничные барабаны.
Эгути прислушался. Показалось, что доносится легкий шум холодного осеннего ветра в горах за домом. Теплое дыхание из приоткрытого рта девушки коснулось лица старого Эгути. Тусклый свет, окрашенный алым бархатом, проник даже внутрь ее рта. Эгути подумалось, что ее язык совсем не такой безвкусный и холодный, как у той маленькой проститутки. Ему захотелось в этом убедиться. В доме «спящих красавиц» он впервые увидел девушку, показывающую во сне язык. Старик хотел дотронуться до ее языка пальцем, но в груди его, будоража кровь, шевельнулось злое чувство.
Однако это неосознанное чувство не привело к жестокости и сопутствующему ей страху. Какое наибольшее зло может причинить мужчина женщине? Вот, например, приключения с замужней женщиной из Кобе или с четырнадцатилетней проституткой — всего лишь мгновения долгой человеческой жизни. Промелькнули и исчезли. Женитьба, воспитание дочерей — это долгое, внешне благопристойное существование, пролетевшее для Эгути как один миг. Но все это время он управлял жизнью жены и дочек и, может, даже способствовал изменению их характеров. Не в этом ли заключается зло? Очевидно, под влиянием обычаев и порядков, заведенных в мире, человек теряет способность отличить зло от добра.
Лежать рядом с усыпленной девушкой — это, несомненно, не что иное, как зло. Убийство же девушки сделало бы его еще более очевидным. Удавить ее или задушить, заткнув нос и рот, по всей вероятности, не составило бы труда. Но маленькая девушка спит с открытым ртом и по-детски высунутым языком. Так и кажется, что если старый Эгути коснется пальцем ее языка, то он обобьет палец, подобно язычку младенца, сосущего грудь. Эгути положил ладонь на подбородок девушки и заставил ее сомкнуть губы. Но как только он убрал руку, рот снова приоткрылся. Была своя прелесть в этих полуоткрытых во сне губах.
Должно быть, зло в груди Эгути шевельнулось оттого, что девушка была чересчур молода. Старики, тайком посещающие дом «спящих красавиц», не только горюют об ушедшей молодости, но и хотели бы предать забвению зло, совершенное ими в течение жизни. Старый Кига, рассказавший Эгути об этом доме, разумеется, не выдавал секретов других посетителей. Число их едва ли велико. И нетрудно догадаться, что все они преуспели в жизни, неудачники сюда не приходят. Некоторые добились успеха, совершая зло, и оберегали свой успех, нагромождая одно зло на другое. Такие не знают мира в душе, напротив, живут в вечном страхе и фактически потерпели духовное крушение. Когда они лежат здесь, прикасаясь к обнаженному телу спящей молодой женщины, из глубины их души поднимается не только страх перед надвигающейся смертью, не только печаль об утраченной молодости. Бывает, что охватывает раскаяние о содеянном зле. Другие были несчастливы в семейной жизни, что часто случается у удачливых людей. Вряд ли у этих стариков есть свой Будда, перед которым они могли бы преклонить колени и помолиться. Крепко обняв обнаженных красавиц, старики обливаются холодными слезами, захлебываются в рыданиях, кричат, но девушки ничего этого не знают и ни за что не проснутся. Старики их не стыдятся и не чувствуют себя униженными. Свободно изливают свои жалобы и печали. Так не является ли для них «спящая красавица» чем-то вроде Будды? Живого Будды! Молодые тела и запах девушек обещают им всепрощение и несут успокоение в их души.
С этими мыслями Эгути закрыл глаза. Странно, что самая молодая и неопытная из трех «спящих красавиц», которых ему довелось увидеть до сих пор, сегодня уже дважды навела Эгути на подобные мысли. Старик крепко обнял девушку. До этого момента он всячески избегал прикасаться к ней. Казалось, что он сейчас вдавит ее в свое тело. Лишенная сил, девушка не сопротивлялась. Она была трогательно худенькой. Несмотря на глубокий сон, она как будто почувствовала присутствие Эгути и сомкнула приоткрытые губы. Он так сильно прижал ее к себе, что торчащие тазовые кости девушки больно врезались ему в тело.
Любопытно, как сложится жизнь этой девчушки? Может, она будет жить тихо и безмятежно, если даже и не добьется особого успеха и не сделает карьеры, — размышлял Эгути. Ему хотелось, чтобы счастье в будущем послужило ей наградой за ее доброе дело — за утешение и помощь, которые получают от нее в этом доме старые люди; ему даже пришло в голову, не является ли девушка одним из воплощений Будды, как это описано в старинных повестях. Разве нет рассказов о том, как женщины легкого поведения и обольстительницы были воплощениями Будды?
Легонько сжимая в руке прядь волос девушки, старый Эгути постепенно успокоился, пытаясь исповедаться самому себе в совершенных им когда-то грехах и дурных поступках. Но в его душе вставали лишь образы женщин из прошлого. Это были светлые воспоминания, в которых не имели значения ни продолжительность отношений с ними, ни красота или уродливость их лиц, ни ум или глупость, ни хорошие или дурные качества. Это были женщины, подобные той из Кобе, сказавшей: «Ах, я спала как мертвая. Правда, совсем как мертвая». Женщины, которые, забыв обо всем на свете, чутко реагировали на ласки Эгути и теряли голову от наслаждения. Быть может, причина этого не в силе любви женщины, а в природных особенностях ее тела? Какой же станет эта малышка, когда созреет? Старик провел руками, обнимавшими девушку, по ее спине. Вряд ли он это узнает. В предыдущую ночь, проведенную здесь, рядом с девушкой-«обольстительницей», Эгути пытался размышлять о том, что же ему удалось за свои шестьдесят семь лет узнать о том беспредельном и бездонном, что принято называть сексом, однако счел подобные мысли еще одним проявлением собственной старческой слабости. Тем более странно, что именно эта маленькая девушка сегодня так живо воскресила любовное прошлое старого Эгути. Старик прижался губами к плотно сомкнутым губам девушки. Они не имели никакого вкуса. Были сухие. Наверное, хорошо, что губы у нее безвкусные. Эгути, должно быть, больше не увидит этой девушки. А к тому времени, когда губы ее обретут терпкий вкус страсти, его, вероятно, уже не будет в живых. И в этом нет ничего печального. Он оторвался от губ девушки и коснулся губами ее бровей, ресниц. Ей стало щекотно, и она слегка повернула голову, прижавшись лбом к глазам Эгути. Он еще сильнее сжал сомкнутые веки.
Под его веками беспрестанно возникали и гасли разные видения. Постепенно эти видения стали обретать какую-то форму. Совсем близко пролетело несколько золотых стрел. К их остриям прикреплены ярко-пурпурные цветы гиацинта. На хвостах — разноцветные орхидеи. Сказочно красивое зрелище. Но стрелы летят так быстро, не опали бы цветы. Нет, не опадают, странно, — с этой мыслью Эгути открыл глаза. Оказывается, он задремал.
Он еще не принял снотворного. Взглянул на свои часы, лежавшие рядом с таблетками. Половина первого. Старик положил на ладонь две таблетки; этой ночью его не преследовали пессимизм и одиночество старости, и ему жаль было засыпать. Девушка спокойно дышала. Видно, что, какое бы средство ей ни ввели или ни дали выпить, оно не причиняет ей никаких страданий. Быть может, это была большая доза снотворного или легкий яд, во всяком случае, Эгути хотелось бы хоть раз заснуть так же глубоко. Он тихонько выбрался из постели и вышел из алой бархатной комнаты в соседнюю. Нажал кнопку звонка, чтобы вызвать женщину и попросить у нее такое же лекарство, каким усыпили девушку, но продолжительный звон только сильнее дал почувствовать холод, царящий в доме и на улице. Эгути побоялся долго звонить посреди ночи в этом таинственном доме. Земля была еще теплая, засохшие зимние листья еще держались на ветвях деревьев, однако слышен был шелест уже осыпавшихся листьев, которые шевелил в саду едва заметный ветерок. Затихли и волны, бьющиеся внизу о скалы. В безлюдной тишине дом казался усадьбой призраков; старый Эгути зябко повел плечами. На нем был только тонкий юката.
Вернувшись в потайную комнату, Эгути увидел разрумянившееся лицо маленькой девушки. Электрическое одеяло было включено на низкую температуру, видимо, девушку согревала ее молодость. Старик прижался к ней, чтобы согреться. Грудь девушки поднялась от тепла, раскрытые ступни ног лежали на татами.
— Простудишься, — сказал старый Эгути и ощутил их огромную разницу в возрасте. Взять бы эту маленькую теплую девочку и спрятать ее внутри себя.
Утром Эгути обратился к женщине, подававшей ему завтрак:
— Ты слышала, как я звонил ночью? Хотел попросить такое же лекарство, какое дали девушке. Чтобы заснуть ее сном.
— Это запрещено. Прежде всего, это небезопасно для старых людей.
