Эгути сел и потрогал длинные ногти девушки. «Интересно, ногти всегда бывают такими твердыми? Или только у таких здоровых и молодых девушек?» Цвет пальцев под ногтями был живым и свежим. Только сейчас Эгути заметил на шее девушки тонкую, как нитка, золотую цепочку. Старику стало смешно. Несмотря на то что в такую холодную ночь девушка была обнажена, на ее лбу у самых волос выступили капельки пота. Эгути вынул из кармана носовой платок и отер ей лоб. На платке остался сильный запах. Тогда он протер и под мышками спящей. Теперь он не мог взять этот платок домой и, скомкав его, бросил в угол комнаты.
— Ого, да у нее губы накрашены, — пробормотал Эгути. Казалось бы, что в этом странного, но у этой девушки даже накрашенные губы показались ему смешными. Старик вгляделся повнимательней:
— Может, ей оперировали заячью губу? — Он подобрал брошенный платок и осторожно стер помаду с губ спящей. Но, однако, никакого шрама не обнаружил. Середина верхней губы девушки была приподнята кверху, и ее линия, напоминающая по форме гору Фудзи, выглядела удивительно красивой. Эгути неожиданно для самого себя пришел в восторг от губ девушки.
Ему вдруг вспомнился один поцелуй сорок лет назад. Стоя тогда перед девушкой и легонько касаясь рукой ее плеча, Эгути неожиданно приблизил к ней губы. Девушка отвернула лицо вправо, потом влево.
— Нет, нет, я этого не делаю.
— Уже сделала…
— Нет, не делаю.
Эгути вытер свои губы и показал ей носовой платок с бледно-красными следами помады:
— Да ведь уже сделала. Вот…
Девушка взяла платок, посмотрела на него и положила в сумочку.
— Я этого не делаю, — девушка опустила глаза, полные слез, и больше не произнесла ни слова. С тех пор они не встречались. Интересно, что сделала девушка с тем платком? Да что платок, интересно, жива ли она сама сейчас, сорок с лишним лет спустя?
Сколько лет уже Эгути не вспоминал о той девушке из прошлого, пока не увидел красивой, вздернутой, наподобие Фудзи, верхней губки усыпленной девушки? Если положить платок под ее подушку, то, проснувшись, она увидит на нем следы помады, увидит, что помада на ее губах стерта, и, наверное, подумает, что он украл у нее поцелуй. Хотя разве в этом доме запрещено целовать? Даже самые дряхлые старики способны целоваться. Просто здесь девушка не отвернется и ничего не почувствует. Губы спящих, должно быть, холодны и безвкусны. Вряд ли они способны взволновать больше, чем губы умершей возлюбленной. Мысль о том, что он не такой, как другие, бессильные, посетители этого дома, уже не возбуждала Эгути.
Однако необычная форма губ сегодняшней девушки соблазняла его. «Разве бывают на свете такие губы?» Эгути легонько коснулся мизинцем верхней губы девушки. Кожа ее показалась сухой и шершавой. И тут девушка начала облизывать губы, пока они не стали влажными. Эгути убрал палец.
— Неужели эта девочка готова целоваться даже во сне? — Старик слегка погладил ее по волосам за ухом. Волосы были густые и жесткие. Эгути встал и переоделся.
— Какой бы ты ни была здоровой, но можешь простудиться, — Эгути спрятал руки девушки под одеяло и укрыл ее до самой шеи. Лег рядом. Девушка повернулась и со стоном вытянула обе руки, без всякого усилия отодвинув старика от себя. Это развеселило его, и он не смог удержаться от смеха.
— Вот уж, действительно, отважная ученица!
Девушка усыплена и не проснется, что бы ни случилось. Тело ее как бы онемело, и с ней можно делать все, что угодно, но у старого Эгути уже пропали и силы и желание действовать силой. А может, он просто давно забыл, как это делается. Он вошел сюда, не испытывая нежной страсти, вошел с дружескими чувствами по отношению к женщинам. У него уже не захватывает дыхания в предвкушении приключений и борьбы. Когда сейчас его неожиданно оттолкнула усыпленная девушка, старик рассмеялся, но в его голове промелькнули такие невеселые мысли.
— Да, стар я стал, — прошептал он. Однако он еще не так стар, как другие клиенты этого дома, не настолько стар, чтобы вообще приходить сюда. Эта девушка с кожей, отливающей черным блеском, заставила его необычайно остро задуматься о том, что скоро и он перестанет быть мужчиной.
Быть может, если сейчас взять ее силой, это разбудит в нем молодость. Эгути уже надоел дом «спящих красавиц». Но несмотря на это, он приходит сюда все чаще. Внезапно Эгути почувствовал возбуждение, кровь застучала в висках: ему захотелось наброситься на девушку, нарушить запреты, положить конец омерзительным тайным забавам стариков и самому навсегда расстаться с этим домом. Однако насилие и принуждение здесь ни к чему. Тело усыпленной девушки вряд ли станет сопротивляться. Даже задушить ее не составит труда. Эгути почувствовал разочарование, его охватило ощущение глубокого, темного небытия. Шум прибоя доносится как будто издалека. Это оттого, что нет ветра. Он представил себе, как темно на дне моря в такую черную ночь. Приподнявшись на локте, Эгути приблизил свое лицо к лицу девушки. Она тяжело дышала. Он хотел поцеловать ее, но, передумав, вновь опустился на подушку.
Эгути лежал там, куда его оттолкнули руки темнокожей девушки, грудь его была открыта. Он придвинулся к другой девушке. До этого она лежала к нему спиной, но, словно почувствовав что-то, ласково повернулась лицом к Эгути. Она вся дышала нежным соблазном. Одну руку она положила ему на бедро.
— Удачное сочетание, — перебирая пальцы девушки, старик закрыл глаза. Тонкие ее пальцы были очень гибкие, настолько гибкие, что, казалось, как их ни сгибай, они не сломаются. Эгути захотелось взять эти пальцы в рот. Грудь девушки была маленькая — она умещалась в ладони Эгути - но округлая и высокая. И бедра у нее соблазнительно округлые. «Женщина — это бесконечность», — с грустью подумал Эгути и открыл глаза. У девушки была длинная шея.
Тонкая и красивая. Но при этом она не производила такого впечатления, как старинные изображения японских красавиц. На ее закрытых глазах он обнаружил линию двойного века, однако она была такой тонкой, что, наверное, исчезла бы, стоило только девушке открыть глаза. А может, временами эта линия заметна, а временами — нет. Трудно было точно определить цвет ее кожи, окрашенной цветом бархата, но на щеках ее как будто лежал легкий загар, белая шея у своего основания тоже казалась загорелой, и только грудь выделялась безупречной белизной.
Девушка с отливающей черным кожей, как он заметил, была высокого роста, «нежная», по-видимому, не уступала ей. Эгути вытянул ноги, чтобы убедиться в этом. Сначала коснулся ступней «черненькой» и ощутил их кожу, грубую и в то же время сальную. Старик отодвинул свою ногу, но эти ступни как бы притягивали его. Говорят, старый Фукура умер от сердечного приступа, не была ли его партнершей эта «черная» девица? Может, именно поэтому сегодня и усыпили двух девушек, — мелькнуло у него в голове.
Но этого не может быть. Ведь он слышал от женщины, что в предсмертной агонии Фукура оставил царапины на шее и груди бывшей с ним девушки, и ей дали отпуск до тех пор, пока царапины не заживут. Эгути снова коснулся грубой ступни девушки и провел ногой вверх.
— Обучи меня колдовству жизни. — Трепет, пробежал по его телу. Девушка отбросила в сторону одеяло, высунула одну ногу наружу и выпрямила ее. Старик смотрел на грудь и живот девушки, испытывая сильное желание вытащить ее из-под одеяла и положить на холодные от зимней стужи татами. Приложив ухо к груди девушки, он послушал, как бьется ее сердце. Думал, что оно большое и сильное, но оно неожиданно оказалось маленьким, с милым перестуком. Не чудится ли ему, что бьется оно немного неровно? Может, его просто обманывает неверный старческий слух?
— Простудишься, — Эгути укрыл девушку и выключил электрическое одеяло на ее стороне. Он подумал, что колдовская сила женской жизни вовсе не так уж сильна. Что будет, если сжать горло девушки? Оно хрупкое. Даже для старика это не составит труда. Эгути вытер платком щеку, которую прикладывал к груди девушки. В его ушах еще звучал отголосок биения ее сердца. Старик положил руку на свое сердце. И может, оттого, что он прикасался к самому себе, показалось, что его сердце бьется ровнее.
Эгути повернулся спиной к «черной» девушке и стал смотреть на другую, «нежную». Носик ее, в меру красивый, старческим глазам кажется еще более изящным. Ее длинная, вытянутая шея, тонкая и прекрасная, так хороша, что Эгути не в силах удержаться от того, чтобы не подсунуть под нее руку, обхватить и придвинуть поближе. Даже от такого легкого движения ее тела прокатилась волна сладкого аромата. Он смешивался с резким дикарским запахом «черненькой», лежавшей сзади. Старик прижался к «белой» девушке. Ее дыхание стало быстрым и коротким. Однако не было заметно никаких признаков
