него выходят такие хриплые звуки.
Зеркало стояло в гостиной, и ей пришлось, наверно, освежить лицо, воспользовавшись сумочкой для косметики.
Первое впечатление Синго было неплохое. Круглое лицо, казавшееся плоским, не выглядело таким уж волевым, как можно было заключить из рассказа Икэда. Руки полные.
– Огата, – представился Синго. Кинуко не ответила.
Вошла Икэда и села у столика, повернувшись к ним лицом.
– Огата-сан давно тебя ждет, – сказала она, но Кинуко продолжала молчать.
Лицо Кинуко не выражало открыто ни неприязни, ни растерянности, но казалось, она готова расплакаться. Синго вспомнил, что в этом доме. Сюити напивается до беспамятства и заставляет Икэда петь, доводя этим Кинуко до слез. Возвращаясь домой, Кинуко, видимо, торопливо шла по душной улице, и от этого лицо у нее горело и она тяжело дышала.
Синго постарался начать в самых мирных тонах:
– Может показаться странным, что я решил с вами встретиться, но если бы я не попытался этого сделать… Вы, наверно, догадываетесь, о чем я собираюсь говорить?
Кинуко снова промолчала.
– Конечно, это касается Сюити.
– Если это касается Сюити-сан, нам не о чем говорить. Вы, наверно, хотите сказать, что я поступаю плохо, – неожиданно набросилась на него Кинуко.
– Наоборот, я должен извиниться перед вами.
– Мы расстались с Сюити-сан. И никакого беспокойства вашей семье я уже не буду доставлять. – Она посмотрела на Икэда. – Ну как, вас это устраивает?
Синго замялся.
– Но ведь остается еще вопрос о ребенке. Кинуко побледнела, но, собравшись с духом, сказала еще более хриплым, чем обычно, голосом:
– О чем вы говорите? Я вас не понимаю.
– Еще раз прошу простить меня, но разве вы не ждете ребенка?
– Вы считаете, что я обязана вам отвечать? Неужели совершенно посторонний человек способен помешать женщине, если она захотела иметь ребенка? Неужели мужчина не в состоянии понять это?
Кинуко говорила торопливо, с трудом сдерживая слезы.
Вы сказали «посторонний человек», но ведь я отец Сюити. Надо думать, у вашего ребенка тоже есть отец.
– Нет никакого отца. Вдова, у которой муж погиб на войне, решила родить внебрачного ребенка. Я никого ни о чем не собираюсь просить, дайте только мне спокойно родить. Будьте милосердны, оставьте меня в покое. Ребенок во мне, он мой.
– Все это верно, но можно же завести ребенка позже, уже выйдя замуж… Зачем вам ребенок именно сейчас?
– А что в этом противоестественного?
– Я хотел сказать другое.
– Во-первых, неизвестно, выйду ли я замуж, а кроме того, неизвестно, смогу ли я еще раз забеременеть. Вы в состоянии предсказать то, что известно одному богу? У меня еще никогда не было детей.
– Ваши отношения с отцом будущего ребенка – именно они доставят бездну страданий и ребенку и вам.
– Есть сколько угодно детей, отцы которых погибли на войне, и матери страдают от этого. А дети смешанной крови, которых оставили в странах южных морей те, кто там воевал, – можно вспомнить и об этих детях. Детей, которых бросили и забыли отцы, воспитывают матери.
– Но речь идет о ребенке Сюити.
– Я не собираюсь обременять вашу семью, можете не беспокоиться. Клянусь, что не буду обращаться к вам ни с какими просьбами, ни с какими мольбами. А с Сюити-сан мы расстались.
– Все гораздо сложнее. Пока ребенок встанет на ноги, пройдет много лет, а кроме того, ничто не может разорвать родственные узы отца и ребенка.
– Нет. Этот ребенок не имеет никакого отношения к Сюити-сан.
– Вам, наверно, известно, что жена Сюити прервала беременность?
– Его жена – другое дело, она действительно может еще сколько угодно раз забеременеть. А если не сможет, будет, наверно, всю жизнь раскаиваться. Счастливой жене меня не понять.
– Вам тоже не понять Кикуко. Синго нечаянно произнес имя Кикуко.
– Вас прислал ко мне Сюити-сан? – тоном допроса спросила Кинуко. – Сюити-сан требовал, чтобы я не рожала, кричал, бил меня, пинал ногами, волочил со второго этажа по лестнице, пытаясь отвести к врачу. Этими дикими выходками, этой комедией он полностью, я считаю, искупил свою вину перед женой. Синго помрачнел.
– Помнишь, как это было отвратительно? – повернулась Кинуко к Икэда. Икэда кивнула.
– Кинуко-сан собирает теперь все лоскутки на пеленки, – сказала она Синго.
