— Смотри, настоящая семья, — улыбнулся Кикудзи.
Администрация преподнесла им гостиничный сувенир — «супружеские хаси» в упаковке из розовой рисовой бумаги с рисунком журавлей.
Кикудзи вспомнил фуросики и спросил:
— Ты взяла с собой фуросики с тысячекрылым журавлем?
— Нет. У меня абсолютно все новое. Даже стыдно немного. — Юкико залилась краской, ее безупречно очерченные веки тоже порозовели. — И прическа другая… Но среди подарков есть вещи с рисунком журавлей.
Около трех часов пополудни они уехали. Машина должна была доставить их в Кавана. В порту Адзиро теснились рыбачьи лодки. Среди них были и нарядные, выкрашенные белой краской.
Юкико долго смотрела в сторону Атами.
— Какое море… — сказала она. — Розоватое, как мой розовый жемчуг. Правда, точно такой же цвет.
— Розовый жемчуг?
— Да. Серьги и ожерелье. Показать?
— Когда приедем в отель.
Складки гор Атами постепенно темнели. Впадины между ними под вечер казались особенно глубокими.
Им повстречались мужчина и женщина. Мужчина толкал перед собой прицепную велосипедную коляску, нагруженную хворостом.
— Как хорошо! — воскликнула Юкико. — Вот и нам бы так жить…
Кикудзи подумал, что сейчас она готова жить с ним даже в шалаше. От этой мысли стало немного неловко, но приятно.
У самого моря, над сосновой аллеей, летела стая каких-то маленьких птичек. Пичуги летели удивительно быстро, почти не отставая от машины.
Потом Юкико увидела ту самую рыбачью флотилию, которая в полдень ушла в море, снявшись с якоря у подножия горы Идзу, неподалеку от их гостиницы. Сейчас семь лодок все в том же порядке — впереди большая, позади самая маленькая — следовали вдоль береговой линии.
— Какая прелесть! — снова воскликнула Юкико. — Они идут на свидание с нами!
Юкико радовалась, как дитя, всему на свете, даже этим лодкам, ставшим частицей ее праздника. Восторженность Юкико умиляла Кикудзи, он подумал, что будет вспоминать этот день как самый счастливый в своей жизни.
В прошлом году, уже осенью, когда Кикудзи, вконец измученный поисками Фумико, продолжавшимися с лета, впал в какое-то странное состояние не то одержимости, не то нервного истощения, к нему вдруг пришла Юкико. Она пришла одна. Тихая, но до того ослепительная, словно нежданное солнце в ненастье. Он был поражен и даже хотел зажмуриться, испугавшись этого нестерпимо яркого света. Держался он с ней суховато. Но Юкико пришла еще раз и еще.
А вскоре Кикудзи получил письмо от ее отца. «Кажется, моя дочь имеет удовольствие проводить время в вашем обществе, — писал господин Инамура. — Меня интересует, сохранилось ли у вас намерение на ней жениться? Ведь в свое время ваше предложение было сделано через Тикако Куримото. Что касается нас, родителей Юкико, мы бы хотели, чтобы наша дочь нашла счастье в браке с тем человеком, который с самого начала пришелся ей по сердцу…»
Это письмо можно было счесть полуофициальным предложением отца, обеспокоенного сближением дочери с молодым человеком, но все было проще: отец пришел на помощь дочери, не осмеливавшейся сказать о своем заветном желании, и в письме выразил ее мысли.
С тех пор прошел год. Год, очень тяжелый для Кикудзи. Он никак не мог разобраться в себе самом, чего он больше хочет — найти Фумико или завладеть Юкико… Поиски продолжались, тоска, боль и раскаяние все еще жили в душе. А где-то в глубине ее маячил образ госпожи Оота. Все его существо рвалось к исчезнувшей Фумико, и все-таки в самые горькие минуты по утреннему или вечернему небу вдруг проплывал белоснежный тысячекрылый журавль. И это была Юкико.
Юкико придвинулась к Кикудзи, чтобы получше рассмотреть шедшие цепочкой лодки, да так и осталась сидеть.
В отеле «Кавана» им отвели угловой номер на третьем этаже. Две стены в нем были стеклянные — для обзора.
— А море круглое! — весело сказала Юкико.
Действительно, горизонт описывал едва заметную дугу. Под окном с одной стороны были зеленая лужайка и плавательный бассейн. По лужайке шли девушки, прислуживавшие при игре в гольф. Тоненькие, затянутые в голубые форменные тужурки, с сумками за плечами. Из сумок торчали клюшки.
В другое окно, выходившее на запад, открывался вид на Фудзияму.
Кикудзи и Юкико спустились вниз и вышли на широкую лужайку.
— Какой ветер, ужас! — сказал Кикудзи, поворачиваясь спиной к ветру.
— Подумаешь, ветер! Идемте! — Юкико с силой потянула его за руку.
Вернувшись в номер, Кикудзи принял ванну. Юкико тем временем поправила прическу и переоделась, готовясь идти в ресторан.
— Надеть? — спросила она, показывая Кикудзи серьги и ожерелье из розового жемчуга.
После ужина они немного посидели в солярии. День был ветреный, и в солярии, огромном стеклянном полукруглом зале, выходившем в парк, не было ни души. Стекло и занавеси. Цветущие камелии в горшках. Тишина.
Потом они перешли в холл. Уселись на диван перед камином. В камине горели огромные поленья. На камине в горшках росли африканские лилии. За диваном в большой вазе плавно изгибалась ветвь рано цветущей красной сливы. Деревянное плетенье высокого потолка в английском стиле было легким и изящным. От всего веяло спокойствием.
Откинувшись на кожаную спинку дивана, Кикудзи долго смотрел на огонь. Юкико тоже сидела неподвижно. Ее щеки разрумянились от тепла.
Когда они вернулись в номер, стеклянные стены были задернуты плотными занавесками.
Номер был просторный, но однокомнатный, и Юкико переоделась в ванной.
Кикудзи сидел на стуле в гостиничном халате. Юкико, в ночном кимоно, подошла к нему, остановилась.
Ее кимоно было каким-то особенным: из модного материала, годного и для платья — рыжевато-алый фон, по нему рассыпаны маленькие гербы; рукава короткие, в стиле генроку; покрой свободный, легкие, свежие линии. Кимоно перехвачено узким мягким зеленым атласным оби, Юкико в этом кимоно походила на куклу-японку, сделанную в Европе. Из-под алого подола виднелся краешек белого нижнего кимоно.
— Какое милое кимоно. Сама фасон придумала?.. А рукава в стиле генроку?
— Не совсем, это просто моя фантазия.
Она села за трюмо.
Спать они легли в полумраке, не выключив светильника на ночном столике.
Среди ночи Кикудзи вдруг проснулся от сильного шума. За окнами бушевал ветер. Парк кончался у моря обрывом, и Кикудзи подумал, что это шум разбивающихся о скалы волн.
Юкико в постели не было. Она стояла у окна.
— Что случилось? — спросил Кикудзи, вставая и подходя к Юкико.
— Да вот… грохочет все время… Так неприятно! Ужасный грохот! А над морем — смотрите, смотрите! — появляется и исчезает розовое зарево…
— Маяк, наверно.
— Я проснулась и уже не могла заснуть. Так страшно. Я давно уже здесь стою и смотрю.
— Чего же бояться? Просто волны грохочут. — Кикудзи положил руки ей на плечи. — Глупенькая, разбудила бы меня.
Казалось, Юкико вся поглощена морем.
— Вон там, смотрите, розовый отсвет…
— Правильно, огонь маяка.
