— Прямо зло берёт, что вы никогда ничего так и не выясняете.
— Если уж вам так хочется найти виноватого, — ответил Вайн, — то это происходит примерно так. Таффи закупает товар в Лондоне у кого-то, кто берёт его у импортёра, который получает его от кого-то в Испании, а к тому он попадает от латинос, которые привозят его ну, скажем, из Колумбии, где его выращивает какой-нибудь крестьянин, но его тоже нельзя винить, потому что это единственный товар, который он может продать, ведь его земля такая бедная, и разве это не вина правительства, но ведь его правительство — всего-навсего марионетка, и надо найти того, кто заказывает музыку, а значит, за всем этим стоит Вашингтон и винить надо американского президента. Разве нет?
— А вы, случаем, не увлекаетесь политикой?
— Нет. Я просто говорю, что если забивать себе этим голову, запросто можно свихнуться. Сегодня мы повязали двоих. Может, это и не крупная дичь, но их двое, и для одного вечера это совсем не плохо.
— Точно. Правда, предъявить обвинение им будет сложновато.
— Это почему?
— Ну, вы же основываетесь на показаниях Дамиана, что его шантажируют. Так что тут всё зависит от Таффи. Он знает, что его так и так посадят, но что ему больше придётся по душе — сесть за шантаж или за торговлю наркотиками? Ему придётся всё как следует взвесить, верно? И если ему полагается шесть лет отсидки — за одно и полдюжины — за другое, то ему может просто захотеться прихватить с собой и Дамиана.
— Это возможно.
— Как у вас здесь принято? Больше дают за шантаж или за наркотики?
— Это как получится. Смотря, какие наркотики. Смотря, какой судья. Смотря, что он съел на завтрак.
— Выгодное дельце для адвокатов.
Вайн кивнул.
— Не хотел бы я быть на месте этого Дамиана, по крайней мере, в несколько ближайших месяцев, — сказал он.
— Я ему передам.
Вайн довёз его до участка, и Даффи забрал свой фургон. Вечер удался. Задачка сошлась с ответом, и его при этом почти не поколотили. Он подумал, что местному полицейскому управлению не помешало бы завербовать того парня, что завернул ему руку. Если только он уже не зарабатывал куда больше, таская зубами на ярмарке двухэтажные автобусы.
Даффи возвращался в Браунскомб-Холл в приподнятом настроении, свойственном человеку, несущему интересные вести. Тем более интересно было посвятить в них Дамиана. Но когда он приехал туда, ему не дали такой возможности. За кухонным столом собрался полуночный кворум из Вика, Белинды, Лукреции и опорожненной бутылки виски. Когда Даффи вошёл, они посмотрели на него, но ничего не сказали. Что ж, он не пользуется успехом, ну и чёрт с ними, подумал Даффи. Им будет интересно послушать последние новости о двух достопочтенных гостях дома.
Не дожидаясь приглашения, он выдвинул стул — и тут Вик сказал:
— Генри застрелился.
— Господи. Что, неужели мёртв?
— О да. Мертвее не бывает. С такого расстояния не промахнёшься. Выпалил из обоих стволов.
— Я не хочу больше про это слушать, — сказала Белинда. — Я пойду посмотрю, не проснулась ли Энжи.
— Сегодня вечером, часов около шести, — продолжал Вик, отвечая на незаданный вопрос. — В снукерной. Ни записки, ничего не оставил.
— В бильярдной, — поправил Даффи, — они называли её бильярдной.
— Похоже, его нашла мать. Сказала, весь стол был залит кровью.
— Как восприняла это Анжела?
— Она только попросила каких-то таблеток, приезжал доктор и сказал, что ей можно, что нельзя, и с тех пор она в отключке.
— Господи, — сказал Даффи, — я не думал, что он это сделает.
Он кашлянул и вместо того, чтобы поведать о своём героизме в деле поимки преступного гостя дома, неожиданно для себя рассказал о своей совсем не героической роли в самоубийстве их соседа. Он рассказал о первом уроке игры в снукер, о втором уроке и о разговоре, который за ним последовал. Он рассказал всё так подробно, как только мог припомнить, готовясь повторить это сержанту Вайну. Он опустил только то, что Вайн никогда не слыхал об идентификации спермы.
— Вы убили его, — сказала Лукреция, когда он кончил.
— Нет, он убил себя сам, — ответил Даффи. — В этом суть самоубийства. Вы убиваете сами себя.
Люди обычно стараются об этом не думать.
— Вы убили его.
— Он сделал то, что сделал с вашей подругой Анжелой, — сказал Даффи, — его не мучила совесть при мысли о том, что вашему другу Джимми грозят десять лет тюрьмы. И разве то, что он в конце концов выбрал, сделало их жизнь легче? Или хотя бы жизнь его матери?
— Его мать — старая корова, — сказала Лукреция.
— Значит, он сделал и всё остальное? — спросил Вик.
— Те безобразия, что поначалу, да. Может, он думал, у Анжелы начнёт ехать крыша, и ему не придётся на ней жениться. Она попросилась к вам под крылышко, и тогда он решил поднажать. Использовать более действенные методы.
— Но почему он просто не расторгнул помолвку? — Лукреция продолжала задавать очевидные и потому трудные вопросы.
— Не знаю. Может, он думал, что люди тогда начнут показывать на него пальцем, пойдут слухи, что он голубой. Может, он думал, что если Анжела уедет или малость свихнётся, ему вообще не придётся жениться. Можно разыграть скорбящего влюблённого, чья помолвка закончилась так трагично; это дало бы ему возможность тянуть с женитьбой до самой смерти его матушки, а тогда ярмо было бы наконец снято. Это чем-то напоминает собачьи бега: хозяева ставят против своих же собак. С нашей точки зрения это не имеет смысла, но с их точки зрения — имеет, да ещё какой.
— Избавьте нас от ваших плебейских аналогий, — проговорила Лукреция.
— Кстати, насчёт собак, — сказал Вик, — Рики тоже он прикончил?
— Нет, Рики убил другой человек. Генри тут ни при чём.
— А вы тоже голубой?
Этот вопрос задал не Вик.
Даффи посмотрел на Лукрецию.
— Всякое бывает, — сказал он, — порой мне кажется, в этом нет большой разницы.
— Вы голубой. Вы убили Генри и вы голубой.
Это прозвучало с неожиданной яростью, словно ей давно и всерьёз нравился Даффи, и сейчас она была рада задним числом обнаружить причину, по которой стоило его отвергнуть. Но Даффи больно задел тон её голоса, лишь позднее он задумался о том, что в действительности под ним скрывалось.
— Ребятки, — устало проговорил Вик, — хватит уже на сегодня.
Проснулся Даффи в подавленном настроении. Было чудесное осеннее утро, аккуратное солнце и небо — синий кристаллит; леса на юге, словно красновато-коричневая корка. Он раскрыл дело, и улыбка принёсшей ему завтрак в постель миссис Колин выходила за пределы её служебных обязанностей. Но Даффи был подавлен. Ему хотелось в Лондон, где, как ни крути, парни не мастурбируют над своими невестами и не стреляются, почувствовав, что у них встаёт при виде обтянутой джинсами задницы у снукерного стола. Он вспомнил восторженные речи Вика о социальной мобильности и, пока брился, переделал их на свой лад. Англия — это место, где такие, как Рон, крадут у таких, как Вик; такие, как Дамиан, шантажируют таких, как Анжела; такие, как Таффи, способны поднять руку на таких, как Салли; и где такие, как Генри, спокойно смотрят, как такие, как Джимми, отбывают срок за их грехи.
Большую часть утра он провёл с сержантом Вайном. Как и ожидалось, Таффи упорствовал в том, что
