– Э… Что? Где? – забормотал он, подозрительно зыркая по сторонам. – Вы что, чувачки, охренели или вы из этих, каннибалов?
В темных, как сажа, зрачках метнулся страх.
– Успокойся, видят духи, – ответил Ли. – Мы всего лишь хотели поговорить…
– Поговорить, – Лысый Джо засипел, издавая короткие лающие звуки. Вильям не сразу понял, что это смех. – И чего же вы, чувачки, просто не вышли с белым флагом, как тогда, при охоте на Безумного Макса? Зачем понадобилось меня похищать?
– А затем, – Ли склонился к нему вплотную и кивнул в сторону развилки, где на высокой стене драгоценным камнем сверкала камера, – чтобы никто не подумал, что мы с тобой договариваемся о чем- то…
– Из тех, ага, – подражая собеседнику, Джо тоже перешел на шепот. – И чем мы договариваемся, чувачки?
– Гаррисон, Лири, за дело, – властно кивнул Ли.
Темнокожий легионер подсел к уроженцу Австралии, прокашлялся и они на два голоса завыли, точно голодные волки:
– Ой, то ни вечер, то ни вечер, ой мне малым-мало спалоооось!
– Это я научил, – Соболев с гордым видом толкнул Вильяма в плечо. – Наша песня, древняя аж жуть! Сам бы спел, да голос у меня слабоват…
– Лучше бы ты их чему-нибудь другому научил, – вздохнул Вильям, ощущая, как в ушах начинает свербеть.
Джо удивленно вытаращился на певцов.
– Ну вы даете, чувачки! – пробормотал он. – Это что, новая пытка такая?
– Именно, – согласился Ли. – Но не для тебя…
Никто не знал предела чувствительности развешенных по лабиринту камер, да и в том, что на базе 'Георгий Жуков' прослушивают все записи из Вальхаллы, Вильям сомневался. И все же лучше было подстраховаться – сегодняшний разговор, дойди он до Шмидта или его людей, мог сорвать все планы.
Пусть уж лучше капитан послушает старинную русскую песню.
– Трещина? В месте, не просматриваемом камерами? – выслушав собеседника, Лысый Джо не смог сдержать удивления. – И зачем ты, чувачок, мне об этом говоришь!
– В одиночку, видят духи, мы дыру не пробьем, – сказал Ли. – Или сделаем это лет за пять, рано или поздно себя выдав. Нет, мы должны объединить всех, кто еще в силах разумно мыслить, чтобы выбраться наружу как можно быстрее, с одной стороны, а с другой – скрыть все от наблюдателей…
При словах 'разумно мыслить' Лысый Джо погрустнел.
– Да, таких все меньше, чувачки, – сказал он, – моя-то крыша держится с трудом, а уж у других… Черный Дьявол вовсе рехнулся, Кровавого Педро собственные ребята заживо сварили… Кто у нас еще остался?
Безумие царило внутри стен Вальхаллы, невидимым облаком колыхалось над проходами и залами, текло в источниках. Оно заставляло людей в исступлении кидаться друг на друга, сжигать себя, бежать от общества себе подобных, погружаясь в мир иллюзий.
Несколько тихих сумасшедших бродили по лабиринту, выкрикивая что-то невнятное. К ним привыкли, в них никто не стрелял.
Куда хуже было, когда один из старых друзей превращался в дикого, одержимого кровавой яростью зверя или, страшно выпучив глаза, начинал нести околесицу.
Таких поначалу изгоняли, и они сбивались в стаи, как-то находя друг друга. К тому моменту, когда поняли, что своры умалишенных куда опаснее собачьих, оказалось слишком поздно.
Вильям иногда думал, что рано или поздно либо все бывшие легионеры станут безумцами, либо закончат жизнь в желудках бывших товарищей.
– Ладно, – после длительной паузы Лысый Джо кивнул. – Я согласен. Мы будем вам помогать. Так что отвязывай веревки…
– Нет, – Ли покачал головой. – Ты – наш пленник, и пусть наблюдатели продолжают так думать. Сейчас мы заснем, а где-то под утро ты попросту сбежишь… Все, хватит!
Гаррисон и Лири, перепевшие за час чуть ли не весь русский народный репертуар, замолчали.
– Кхе-кхе, – прокашлялся африканец, массируя горло. – Дайте-ка воды…
– В молодости я мечтал петь на эстраде, – заметил Лири. – Теперь понимаю, насколько тогда горячился!
– Так, все, всем спать! – приказал Ли. – Арагонес – твоя стража!
Уже засыпая, Вильям подумал, что единственная сила, удерживающая их на грани безумия – железная дисциплина. Ли не давал подопечным расслабиться, муштруя их так, словно дело происходило не в Вальхалле, а на самой обычной военной базе.
Не давая тем самым задуматься о происходящем, впустить в себя страх.
И – сойти с ума.
При каждом ударе топор издавал жуткие скрежещущие звуки, лезвие щербилось, в стороны летели искры. Пластобетон крошился, откалывались маленькие, не больше ногтя кусочки.
