и заодно наблюдать за бойцами «Ковчега» и за окрестностями.
Драка в Академгородке проходила целиком по сценарию Хистера – чугунков планомерно уничтожали – так что следить за ней было неинтересно. Поэтому я позволял себе отвлекаться, задумываться о вещах посторонних, и мысли мои двигались порой очень причудливо.
Что, например, будет, если я сейчас погибну, а дубль выживет?
Кто-нибудь заметит подмену? Обнаружит, что Пятизонье лишилось настоящего Лиса?
С вероятностью в девяносто девять процентов – нет, поскольку этого настоящего Лиса никто не знал. Все эти годы я стремился к тому, чтобы прятаться ото всех, не раскрываться, держаться в стороне, и преуспел.
Так что, если мое место займет нечеловек, копия, сотворенная в «Мультипликаторе», идеальное отражение, никто не обратит на это внимания – ни Кали, ни один из коллег-сталкеров или торговцев, с которыми я вел дела, ни, тем более, Дьякон или узловики...
А отсюда вопрос – так ли уж сильно я отличаюсь от дубля? Человек ли я сам?
На этом месте я встряхнул головой и подумал, что от излишнего шевеления мозгами бывает только вред. Заставил себя заняться делом – осмотреть и проверить броню на предмет дырок и повреждений, разобрать и почистить «Шторм», а затем и «Страйк», тоже побывавший в воде, оценить, сколько у меня боеприпасов.
Подобные вещи занимают не только руки, но и голову, и избавляют от всяких глупых мыслей.
– На дурака не нужен нож... – мурлыкал я, возясь с ИПП и морщась, когда лицо мое дергало болью – давала о себе знать подживающая рана. – Ему покажешь медный грош и делай с ним, что хошь...
Бой у тамбура тем временем закончился, и егеря занялись любимым делом, принялись сжигать «трупы» чугунков с помощью термитного состава, что в состоянии уничтожать даже скоргов. Один за другим заполыхало множество костров, и столбы густого черного дыма потянулись к небу, чтобы воткнуться в брюхо тяжелых, пепельных облаков.
– Эй, подъем, хлопцы! – позвал я, думая, что самое время подойти ко входу в гипертоннель поближе.
Наш дубль – парень на диво ушлый, он может появиться с любой стороны и в любой момент, и если не перехватить его на подходе, он прыгнет в вихрь, и поминай, как звали.
– Нападение? – спросил открывший глаза Синдбад.
– Нет, месилово закончилось, так что самое время выдвигаться на боевую позицию, – объяснил я.
Насчет бойцов «Ковчега» я не питал иллюзий – они нас заметят и наверняка захотят узнать, кто это тут шляется. Но я также знал, что к вольным ходокам, особенно опытным, давно живущим в Пятизонье, хистеровцы относятся спокойно. На наши разборки, даже происходящие в Академзоне, смотрят сквозь пальцы и обычно не вмешиваются.
Поэтому нам, скорее всего, никто не помешает устроить засаду около тамбура и ждать своего часа.
– Вставай, Колючий! – Чтобы разбудить беглого праведника, мне пришлось слегка повысить голос.
– А? Что? – Он сел и схватился за «мегеру».
– Пять минут тебе на то, чтобы оправиться, – самым суровым тоном заявил я.
В установленный срок мы, конечно, не уложились, но зато пошли бодро и вскоре увидели холм с развалинами торгового центра, а также поднимающееся с его вершины серое торнадо.
– Ага, нас заметили, – сказал я, определив, что навстречу нам двинулись пятеро егерей. – Теперь лучше не дергаться и враждебность не демонстрировать. Разговаривать буду я.
Мы продолжили шагать, не делая попыток свернуть, спрятаться или обратиться в бегство, всем видом давая понять, что просто идем по своим делам и ничего против «Ковчега» не имеем.
Егеря загородили нам дорогу, все пятеро – вооруженные «карташами», в одинаковых боевых костюмах, в шлемах с опущенными забралами, с повязками на рукавах, на которых виднеется знак «Биологическая опасность», еще в пятьдесят первом ставший гербом группировки.
– Стоять! – приказал один, самый высокий. – Кто такие?
Как поется в одной антикварной песне: «И вот настал решительный момент». Если дубль успел наследить, чем-то досадил хозяевам Академзоны, нас просто-напросто пристрелят.
– Я известен как Лис. – Я отстегнул маску так, чтобы было видно лицо.
– Лис? – Предводитель егерей опустил «карташ». – Тебя же совсем недавно видели в центре Новосибирска?
Я неопределенно пожал плечами, мол, и не такое могу, а предводитель бойцов «Ковчега» сделал шаг вперед и поднял забрало. Открылся прямой нос, холодные голубые глаза, губы, тонкие, словно нити, и я удивленно хмыкнул, поскольку узнал этого типа.
– Гарик? – спросил я.
– Теперь меня лучше называть герр Рудольф, – сообщил он. – Но когда-то я носил то имя, что известно тебе.
Сталкер по прозвищу Гарик появился в Пятизонье на полгода позже меня, и некоторое время мы пересекались на Обочине. Затем он куда-то исчез, а немногим позже поползли слухи, что его видели среди бойцов Хистера и что он успешно делает карьеру. Самое чудное, что это оказалось правдой, и сам герр Рудольф смог выжить, а это рядом с бесноватым фюрером «Ковчега» не так просто.
В прежние времена он выглядел не таким презрительно надменным, да и не смотрел настолько властно. Но это и понятно, вольный ходок Гарик не принадлежал к высшей расе и не считал остальных низшей.
– Сколько лет, сколько зим... – пробормотал я. – Рыжим море по колено, ведь так?
В ответ на мое любимое присловье он улыбнулся еле заметно, уголками губ, но когда заговорил, голос прозвучал столь же холодно, как до этого:
– А кто другие двое?
– Меня называют Синдбад. – Бритоголовый открыл круглую физиономию, а Колючий сделал то же без слов.
Еще один момент истины – если «Ковчег» сейчас во вражде с «Пламенным Крестом», у нас могут возникнуть серьезные проблемы. Егеря в состоянии опознать единоверца Иеровоама по лицу, и тогда то, что кресты на его «доспехах» закрашены, поможет, как мертвому припарки.
Обычно эти две группировки старались друг друга не замечать.
Единственное столкновение между ними произошло года два назад, когда Дьякон поймал и решил сжечь одного из ученых-экологов «Ковчега». В ответ Хистер двинул в Сосновый Бор почти все свои наличные силы, и яростный борец с «еретиками» поспешно отказался от глупой затеи.
Если верить сплетням, распрю тогда улаживал Каспер, один из авторитетнейших посредников Пятизонья. Потом все было тихо, но обстановка в наших краях меняется так быстро, что о новой вспышке раздоров я мог просто не знать.
В последние дни мне было не до того, чтобы следить за новостями.
– Синдбад и... – Герр Рудольф перевел взгляд на Колючего. – Некий молодой человек.
Беглый праведник не опустил глаз и даже не поежился. Молодец, мальчишка.
– Именно так, – сказал я. – Надеюсь, что у «Ковчега» нет претензий ни к одному из нас?
– Нет, – герр Рудольф покачал головой. – Но мы хотели бы знать, что вам здесь нужно.
– Хотим подождать одного типа. – Тут я улыбнулся как можно злобнее. – Рядом с тамбуром. Чтобы, когда он появится, слегка с ним потолковать. С помощью вот таких аргументов.
И я выразительно похлопал по стволу ИПП.
Мой собеседник на некоторое время задумался, должно быть, запрашивал через М-фон инструкции, а потом ответил, выговаривая слова медленно и пафосно, точно глашатай, читающий королевский указ:
– Вам позволено находиться здесь столько, сколько вам будет угодно.
– Спасибо, – сказал я. – Мы будем тише воды, ниже травы.
Герр Рудольф кивнул, щелкнуло опустившееся забрало, пятеро егерей развернулись и зашагали обратно в ту сторону, откуда пришли. Ну а я перевел дух и поспешно нацепил маску обратно – нечего без необходимости дышать радиоактивной атмосферой Академзоны.
Для ожидания мы выбрали холм из развалин, расположенный к западу от того, на котором вращался вихрь: с одной стороны – всё как на ладони, виден и тамбур, и окрестности, и уходящая на север М52, с другой – не прямо под боком у нервных товарищей из «Ковчега», вновь засевших в универмаге, а с третьей
