– Ну что, как поели? – спросил Олег.
– Хорошо, – кивнул Иван.
– А ничего, нормально, – заметил Сергей, у которого на тарелке остались только кости. – Они тут готовят не так плохо, – он улыбнулся и глянул на наручные часы. – Так, сколько у нас? Девять часов… это значит, что по-местному восемь. Пожалуй, пора двигаться. Пока еще доедем…
– Пора, – кивнул Олег. – Сейчас, только надо до туалета прогуляться. Где он тут у них?
Дождались его, а затем подхватили сумки и отправились к выходу из кафе. На улице не застали и следов тумана. Солнце поднялось выше, из красного стало желтым и начало припекать.
На небольшой площади перед вокзалом стояли маршрутки – белые и желтые «Мерседесы». На остановке толпился ожидавший их народ, чуть в стороне виднелись машины с шашечками на крыше.
Услышав названный Олегом адрес, таксист, молодой, с пронзительными голубыми глазами, только хмыкнул:
– А где это? Я не знаю.
Подошли еще двое, постарше. Выяснилось, что один из них в курсе, где находится нужная улица.
– Садитесь, поехали, – сказал он. – Только это на другом конце города, в пробках постоять придется.
Кинули вещи в багажник бежевой «десятки», сами забрались в салон. Машина тронулась, и вокзал скрылся из виду. В пробку угодили через десять минут, выехав на широкий проспект, в пробку основательную, чье тело из автомобилей было напичкано «костями» автобусов и троллейбусов.
«Улица Артема» – прочитал Игорь на одном из домов.
Когда оказался на покачивающемся мягком сиденье, внутри машины, накатила дремота. Словно все недоспанные за последние дни часы разом свалились на плечи и потянули веки вниз. Задремал, а когда открыл глаза, обнаружил, что справа от дороги виден памятник могучему мужику в пиджаке, сапогах и галифе. Игорю лицо, украшенное усами, показалось странно знакомым.
Напомнило торговавшего книгами революционера…
– А, вот и знаменитый монумент, – сказал Сергей. – Если подойти к нему сбоку и глянуть под определенным углом, кажется, что у мужика два хера. Рука за телом остается, пальцы торчат.
– А вы откуда знаете? – спросил таксист.
– Бывал я в вашем городе. Давно, еще в советские времена. Эх, напоролись мы тогда. В Кальмиус лазили купаться. Или в один из ставков? Ставки – это пруды такие, их три вроде бы…
Таксист недоверчиво покачал головой. Наверняка подумал, что совсем молодой парень зачем-то придумывает – откуда он мог бывать тут при Союзе, когда сам был еще ребенком? – но промолчал.
Игорь вновь задремал. Пару раз приоткрыл глаза, один раз увидел неподалеку от дороги то ли пруд, то ли неширокую реку с очень медленным течением и поросшими ивами берегами. А затем уснул по- настоящему, провалился в темную мягкую бездну. А когда поднялся из нее…
… обнаружил себя внутри собора.
В высоту уходили беленые стены, облицованные белым камнем круглые столбы. Через узкие окна падал рассеянный свет, позволял увидеть, что терявшийся в полумраке свод расписан фресками, играл на ромбовидных плитах пола. Пахло ладаном и горячим воском.
Вокруг толпился народ, дородные бородатые мужики в длинных богатых шубах и с непокрытыми головами. Переговаривались негромко, кто-то покашливал, трещали свечи, слышался шорох ног по полу.
Виднелся алтарь, многочисленные образа, а перед ним маячило покрытое алой тканью возвышение, на котором стояли два кресла с высокими спинками, обтянутыми золотистой парчой. Перед ними располагался стол, но его Игорю было плохо видно из-за тех, кто стоял впереди.
Смог разглядеть нечто блестящее, украшенное драгоценными камнями.
Шушуканье смолкло, наступила невероятная, звенящая тишина. Негромкие шаги прозвучали в ней очень отчетливо. В дверь храма вошел священник в рясе, с крестом на груди и еще одним в руке.
В другой держал кропило, и им он принялся махать во все стороны. Полетели брызги, а люди, стоявшие рядом с Игорем, начали опускаться на колени, склонять головы, русые, черные и седые.
– Многая лета государю… многая лета… – понеслось по рядам.
– Многая лета! – грянул невидимый Игорю хор. Мощные голоса обрушились с силой водопада. – Многая лета государю Иоанну Васильевичу! Многая лета! Многая лета! Победоносная слава и благоденствие!
Все перекрестились.
– Милость и суд воспою тебе, Господи… – затянул хор.
За священником появился юноша лет семнадцати в собольей шубе, рыжеватый, с очень решительными черными глазами. Их взгляд прошелся по собравшимся, и головы склонились еще ниже.
Юноша зашагал по проходу в толпе, что вел к возвышению с креслами. За ним двинулся еще один, помладше, такой же рыжий, черноглазый, но с безвольным мягким ртом и добрым взглядом.
В руках держал миску с золотыми монетами.
У возвышения отроков встретил богато одетый священник, в высокой шапке, с блистающим крестом в руке, с седой бородой и выпиравшим пузом, скрыть которое не могла даже широкая ряса.
Хор затих, священник перекрестил старшего из юношей и сказал:
– Мир тебе, государь Иоанн Васильевич, в доме божием. Почтим же память святых отцов наших!
И они двинулись в обход икон.
Игорю было плохо видно, но все же смог заметить, что оба юноши целовали образа. Когда обошли все, вернулись к возвышению с креслами. Священник уселся в одно, старший из отроков в другое, младший встал рядом с ним.
Вновь грянул хор, и начался молебен.
Тут Игорь на время потерялся, поплыл, как иногда бывает во сне, все вокруг размазалось, перед глазами замелькали желтые и синие пятна. Когда картинка заново обрела четкость, старший из юношей стоял рядом с креслом, около него топтался дородный священник.
– Будь же ты Давидом для народа православного! – провозгласил он громогласно и сделал какое-то движение.
Когда повернулся, стало видно, что поверх шубы на юноше появились вышитые золотом оплечья, а в руках – утыканный драгоценными камнями шар с большим крестом на нем и длинный жезл.
– Да оградит тебя сила Святого Духа! – сказал дородный священник, и двое других, одетых чуть менее великолепно, подали ему шапку, покрытую золотой тканью, по окружности обшитую собольим мехом, а сверху украшенную рубинами и золотым крестом.
В сиянии свечей драгоценные камни переливались, казались каплями живой крови.
– Да будет с тобой ужас для строптивых, а око милости для послушных! – сказав так, дородный священник положил шапку на голову юноше. – Так ныне, и присно, и во веки веков! Аминь!
– Аминь! – отозвалась толпа, и все начали креститься.
– Господь помазал царя елеем радования, одел его силою с высоты, наложил на главу его венец от камене честнаго, – торжественно заговорил священник. – Даровал ему долготу дней, дал в десницу его скипетр спасения, посадил его на престоле правды, сохранил его под своим покровом и укрепил его царство.
– Спаси, господи, люди твоя! Многая лета! Многая лета государю Иоанну Васильевичу! – вновь заголосил хор так, что сами стены вздрогнули.
Младший из юношей выступил вперед и осыпал старшего золотыми монетами из миски. Даже сквозь пение пробился тихий звон, когда кругляши из драгоценного металла покатились по полу.
Толпа заревела, а старший из юношей сел, гордо выпятил подбородок, на котором виднелись черные с рыжиной волоски – первые вестники отраставшей бороды. Угольные глаза блеснули торжеством.
Тут Игоря закачало, дернуло, он покачнулся и…
…открыл глаза.
– Что, мы приехали? – спросил Игорь.
– Нет еще, – ответил сидевший рядом Иван. – А ты что, заснул?
– Да, задремал. Честно говоря, я и забыл, когда последний раз спал нормально, в кровати, а не на полке в поезде.
