— Да вон она, замерла, полагая, что старики её по слепоте своей и не видят, — на удивление приятным грудным голосом ответила пожилая женщина. — Наблюдают за нами вместо того чтобы броситься помогать. Предпочитают глазеть, как другие работают на их же благо.
— Ну, допустим, мы не просто созерцаем, мы любуемся гармонией осени в её природном и человеческом воплощении, — поднимаясь по ступенькам и галантно поддерживая под локоть Ингу, заговорил Малюта. — А прекрасному, согласитесь, всегда хочется удивляться, учиться…
— Ишь ты, какой говорливый, — примирительно произнесла женщина, протягивая руку. — Антонина Тихоновна, тыловое подразделение Данилыча.
— За которым я как за каменной стеной, — явно оставшись доволен репликой Малюты, заулыбался Иван Данилович. — Друзья, это Малюта Максимович и Инга, прошу любить и жаловать, а это мои сослуживцы, друзья и некогда всенародно известные деспоты.
— Карл Оттович Калнынш, — отрекомендовался высокий костлявый старик, чем-то похожий на Суслова.
— Наум Исакович Фрумкин, не деспот вовсе, а простой, незаметный старый еврей…
— В скромном звании генерал-лейтенанта МГБ-КГБ, — съязвила Антонина Тихоновна и, обращаясь к Инге, добавила: — Вы, деточка, пуще всего на свете бойтесь «простых и незаметных». Коварные люди! — Забирайте у своего ухажёра корзину со снедью, да пойдёмте-ка, голубушка, в дом. С продуктами управимся, вас утеплим, а то наш подмосковный ветер ой как охоч под юбки девицам лазить.
Женщины, мило щебеча, исчезли в доме.
— Ну-с, старики-разбойники и примкнувший к ним Малюта-лютович, не пора ли нам по маленькой, вроде все в сборе? — разливая по хрустальным стаканчикам содержимое заиндевевшего графина, произнёс хозяин дачи.
Чокнулись. Приятный холодок прополз по пищеводу, обращаясь в разбегающееся по всему телу тепло. Смачно захрустели солёненькие огурчики.
— Эй, паразиты, — раздался из дома приглушённый голос хозяйки, — вы не вздумайте без нас за стол садиться…
— Аннушка, ты не волнуйся, мы стоя, — со смехом откликнулся Карл Оттович.
Застолье получилось тёплым. В меру выпили, плотно поели. Женщины, кажется, понравились друг другу. Собрав в большие тазы грязную посуду, они удалились в дом, оставив мужчинам их вечные секреты.
— Малюта Максимович, — неожиданно прервав грозящую перейти в лёгкую дрёму сытую тишину, обратился к Скурашу Наум Исакович, — а как вы относитесь к мистике?
— Не знаю, скорее всего, как к объективной реальности. Мне кажется, что в последнее время ею пытаются подменить исчезающую духовность и ещё не окрепшую религиозность. Хотя мистика намного сложнее и запутаннее и того, и другого. А почему вы меня об этом спросили?
— Малюта Максимович, вы уж нас, стариков, простите за излишнее любопытство, — ответил вместо товарища Иван Данилович, — однако, мы хотели бы вам позадавать кое-какие вопросы. Так что давайте договоримся ? мы задаём вопросы, а вы отвечаете. Если же вопросы появятся у вас, то вы сможете получить на них ответы после нашей беседы…
— Да какой уж беседы, скорее экзамена, — не сдержался Малюта. — Иван Данилович, извините, что перебиваю, но вы хоть объясните, на что экзаменуете?
— Как вы оцениваете работу Плавского? — проигнорировав его реплику, спросил Калнынш.
— Нормально оцениваю. ? Внутри всё моментально напряглось, Малюта вдруг понял, что ввязывается в какую-то серьёзную и, главное, не свою игру. — Считаю её перспективной и, безусловно, полезной для будущего страны…
— На чём основывается такая уверенность? — уже из-за спины прозвучал голос Фрумкина.
Малюта инстинктивно начал поворачиваться в его сторону, но что-то его остановило. «Нет, братцы старички, допрос по системе «карусель» мне устроить не удастся» — подумал он и, глядя прямо перед собой, как можно спокойнее произнёс:
— Во-первых, объективно он ? президент страны. Ведь проведи выборы по равным для всех правилам, во второй тур вышли бы они с Ренегатовым, и я уверен: народ выбрал бы Плавского. Во-вторых, при всех его минусах, он — человек будущего, и люди это чувствуют. Многие считают его последней надеждой…
— И вы разделяете их мнение, — вкрадчиво проворковал Карл Оттович.
— Отчасти. Я слабо разбираюсь в механике, приводящей в движение высшую власть, но когда глава государства не общается с Секретарём Совета национальной стабильности, это вызывает, по меньшей мере, недоумение. Вообще, я успел заметить, государственная машина у нас работает как-то странно, вернее, странно не работает, находясь в перманентном состоянии реорганизации. Отсюда и моё мнение о последней надежде.
— Будут ли эффективными действия «Белого легиона»? — вдруг резко почти над самым ухом прозвучал голос Ивана Даниловича.
— Понятия не имею. А что это за легион такой? ? без всякого выражения в голосе спросил Малюта.
— Мы же договорились ? вопросы в конце, ? жёстко сказал Наум Исаакович, затем продолжил: — Каковы дальнейшие действия Плавского на Кавказе? Пойдёт ли он на заключение полноценного мира?
— Будь у него полномочия, он бы заключил его уже в эту поездку, не ограничившись Хасавюртской декларацией. Вы даже не представляете, как на Кавказе, да и во всей России ждут этого мира и наведения порядка. От безвластия устали все.
— Что, по-вашему, является основой власти? — не отставал Фрумкин.
— Не знаю, наверное, безумие человечества и генетическая предопределённость одних повелевать, а других — подчиняться.
— Так, если вам верить, выходит, нет никакой демократии, равенства? — докапывался старый еврей.
— Человечество уравнивают всего два события — рождение и смерть. В остальном мы поголовно неравны и равными никогда не будем, в естественном, материальном понимании этого слова. Наше равенство всегда абстрактно. Даже равенство перед Богом — миф, потому что свои взаимоотношения с Ним каждый из нас выстраивает по-своему.
Поначалу Малюта с мальчишечьим азартом включился в предложенную игру. Шло время, вопросы иногда повторялись, приходилось напрягать память, чтобы не сделать ошибки и повторить прошлый ответ почти дословно.
Стемнело, щёлкнуть выключателем никто не удосужился. Скураш уже изрядно устал, и про себя костерил на чём свет стоит куда-то пропавшую Ингу.
«Хоть бы на минутку выглянула и прекратила эту мудистику. Интересно, на кой чёрт им всё это нужно? — Ни логики, ни особого смысла в разрозненных вопросах он не улавливал, а постоянный, даже какой-то навязчивый интерес к мистике, оккультизму, религиям и вовсе вызывал недоумение. — Зачем тебе все это? — и тут же себе возражал: — Нет, раз уж ввязался — терпи, посмотришь, куда клонят почтенные чекисты».
Устали и экзаменаторы и вдруг замолчали. Тишина вышла какой-то особенно холодной, даже жутковатой, как перед вынесением смертного приговора.
— Пожалуй, да, — нарушил уже начавшую звенеть тишину Наум Исакович.
— Согласен с тобой, — с облегчением произнёс Иван Данилович.
Должен был сказать что-то и третий, но он молчал. В образовавшуюся паузу вместе с прохладным осенним ветром влетела и повисла холодящая спину напряжённость.
— А давайте-ка мы зажжём свет, пригласим наших очаровательных женщин и перед чайком пропустим рюмочку-другую, — нарочито весело не то пропел, не то продекламировал Калнынш и в конце серьёзно добавил: — Я, в принципе, с вами согласен, хотя у меня есть кое-какие соображения…
— Карл Оттович, насчет водочки ? это здорово, — запротестовал Малюта, — а вот с женщинами, в связи с настойчивой просьбой испытуемого, прошу повременить, мне ведь были обещаны ответы на вопросы.
