– Мы имеем дело с наемником! – так, чтобы слышал граф, сказал Робер брату Фульку. – И нам ничего не остается, клянусь Божией Матерью, как прорываться силой!
Воины Храма пересаживались на боевых коней. Тамплиеров было меньше, но выучка и дисциплина выгодно отличали их от обычных рыцарей. Об этом обстоятельстве знали все.
– Стойте, – судя по лицу, граф заколебался. – Во имя Богоматери Ле-Пюисской, я не хочу, чтобы меня считали наемником! Но я не могу отказать в просьбе королю! В последние годы он стал слишком силен! Что мне ему сказать?
– Так и скажи, что мы отбились от той горсточки рыцарей, с который ты успел настигнуть нас в своих владениях! – крикнул Робер, надевая шлем. – Не нам, не нам, но имени Твоему!
Ударили в промерзшую землю копыта. Копья нацелились, выискивая, куда бы вонзить острые жала наконечников. Сквозь прорезь Робер видел, как приближается линия воинов в сине-желтых коттах, и мысленно вознес молитву Господу, дабы он помог уцелеть в этой схватке. Не ради себя. А ради Чаши, которую нужно доставить в землю Спасителя…
– В стороны! – рявкнул Эрве де Донзи так громко, что перекрыл стук копыт.
На то, чтобы выполнить приказ, у его людей едва хватило времени. Мелькнули конские крупы и вьющиеся за ними хвосты, пролетел внизу мост, переброшенный через речушку, и впереди открылась свободная дорога.
Боевые кони, сдерживаемые седоками, медленно переходили на шаг.
– Прощай, граф! – крикнул Робер, освободившись от шлема. – Мы будем молиться о твоей душе!
Властитель Невера лишь зло сплюнул в ответ.
Лошадь брата Фулька захромала вскоре после полудня. Удивительного в этом не было ничего – путешествия по зимним дорогам всегда опасны для конских копыт, но Робер почему-то встревожился.
А когда еще две лошади выказали признаки того, что у них не все в порядке, тревога значительно усилилась. Чаша у бока ощутимо нагрелась, ее жар ощущался даже сквозь одежду.
Постоялый двор попался как никогда кстати. Добротное строение в два этажа, окруженное каштанами, примостилось на берегу пруда, который с явной неохотой отражал хмурое февральское небо.
На стук подков из двери, над которой красовался изготовленная из жести бычья голова, выглянул мальчишка. При виде тамплиеров лицо его сделалось испуганным, и он тут же исчез.
Пока рыцари спешивались, дверь вновь отворилась, и из нее вместе с облаком пара явился высоченный мужик, который походил бы на жердь, не выпирай у него объемистое пузо.
– Добро пожаловать, благородные сеньоры, – сказал он тонким, петушиным голосом. – Воистину, рука Божья направила вас сюда! 'Бычья голова' славится кухней и винами от Оверни до самого Дижона!
– Сомневаюсь, чтобы это была рука Господа, – пробурчал брат Фульк, с недовольным видом осматривая копыто своей лошади. – Кузница у тебя есть?
– Увы, сеньор! – на узком лице содержателя 'Бычьей головы' отразилось сожаление. – Можно послать за кузнецом в Сен-Поль. Это ближайшая деревушка! Завтра утром он будет тут!
– Завтра утром? – вздохнул Робер. – Придется ночевать!
– Вы не пожалеете! – многообещающе подмигнул хозяин постоялого двора. – Наш повар готовит такие соусы! В комнатах тепло, и нет клопов… Почти!
– А что у тебя за постояльцы? – спросил Робер, все еще сомневаясь.
– Несколько монахов, и все, – улыбнулся дылда, показывая гнилые зубы. – Никто вас не побеспокоим!
– Ладно, мы остаемся, – кивнул Робер. – Устрой лошадей, и проследи, чтобы нам подали обед!
Внутри оказалось тепло, в большом зале было не многолюдно, лишь за длинным столом у дальней стены сидело десятка полтора монахов в коричневых ризах из грубой ткани. Одежда эта не походила на одеяния ни одного из известных Роберу орденов.
При появлении рыцарей один из монахов оглянулся, в тени надвинутого капюшона сверкнули глаза. Роберу на мгновение показалось, что он где-то уже сталкивался с обладателем этого пылающего взгляда, но монах отвернулся, и рассматривать его стало невозможно.
– Садитесь, сеньоры, садитесь, – хозяин заведения развил бешеную деятельность. Забегали слуги – один отправился наверх готовить комнаты, а другой во двор – чистить лошадей.
На столе как по волшебству появились блюда. В компании кружек возникли пузатые кувшины с вином.
Принявшись за жареную рыбу, соус к которой и вправду оказался недурным, Робер невольно обратил внимание, как хозяин заведения подошел к столу с монахами.
Один из тех, тот самый, что оборачивался, сказал что-то и лицо дылды побелело. Он затряс головой, точно отказываясь, но затем сдался. Монах поднял руку в благословении, и хозяин 'Бычьей головы' исчез в направлении кухни.
Появился он оттуда вместе с кувшином. Руки, обхватывающие его, слегка дрожали.
– Монсеньеры, – проговорил хозяин, глаза его бегали, как у пойманного воришки. Он был явно не в силах посмотреть никому из рыцарей или сержантов в глаза, – отведайте лучшего вина за счет заведения! Это прекрасный бурбон, который был заложен в тот год, когда преставился христианнейший король Людовик [257], да упокоит Господь его душу!
Чаша обожгла бок с такой силой, что Робер чуть не вскрикнул.
– Нет ничего лучше доброго вина! – басисто возгласил брат Фульк. – Наливай, во имя Сына Божьего!
