А потом Чаша словно превратилась в зеркало. Молодой нормандец обнаружил в нем себя, и шар чистого белого огня, светящийся даже сквозь одежду и кольчугу, не был омрачен ничем.
'Только полностью чистый сердцем человек, тот, кто подобен моим создателям, может говорить со мной и остаться в живых' – пришла мысль, чужая и холодная до озноба.
– Я не хочу, – прошептал Робер, – нет! Мне не нужно этого!
'Поздно! – отдающийся внутри черепа, точно в огромной пещере гулкий голос заставлял трястись все тело. Вокруг рыцаря плясала стена огня высотой в туаз. Жар был такой, что спекся бы и гранит, и только сила Чаши позволяла человеку выжить в этом аду. – Я слишком долго была в дремоте! Теперь же пробудилась, и готова выполнить свое предназначение!'.
– И каково же оно? – Робер ощущал, как пересохли его губы. С каждым вдохом в горло проникал опаляющий воздух, внутренности горели, требуя прохлады.
'Смотри!' – и очередное видение обрушилось ему на голову лавиной вспышек.
Он летел над землей, далеко внизу зеленели леса, видны были голубые нитки рек, темнели пятнышки селений, странно маленькие стены городов и замков. Из Чаши, которую держал в руках, потоком лился огонь. Падая на землю, он поджигал все, чего касался. Зелень обугливалась и чернела, гибли посевы, дым поднимался от пылающих домов, трескались прочнейшие стены донжонов…
Даже сюда, в поднебесье, долетали крики сгорающих заживо людей.
'Четвертый Ангел вылил чашу свою на солнце, – вспомнил Робер откровение Иоанна Богослова, – и дано было ему жечь людей огнем'.
'Я есьмь Гнев Господень! – от обрушившейся на него мощи Робер зашатался и упал на колени. – Гнев воплощенный, и я могу дать тебе великую силу и власть надо всем миром…'.
– Нет! – закричал Робер, ощущая, что силы покидают его. – Замолчи! Нет!
Он упал на землю, успел ощутить ее холод, и сознание оставило его…
'Привиделось!' – была первая мысль, когда Робер открыл глаза. Он лежал на той же куче веток, накрытый плащом, и холодок слегка пощипывал тело. Сквозь ветви просвечивало поднимающееся на востоке солнце – если верить ему, то он проспал почти сутки.
Солнечные лучи пригревали, мягко намекая на то, что совсем скоро придет весна.
'Померещится же такое!' – с этой мыслью Робер сел, и тут же ощутил, как на лбу выступает холодный пот.
Чаша, которой полагалось покоиться в мешочке, преспокойно стояла на земле, и ее бока легкомысленно золотились. А вокруг чернел круг оплавленной земли диаметром в туаз.
– Нет, во имя Господа! – проговорил Робер, ощущая, как на затылке шевелятся волосы. – Этого не может быть!
Он поспешно перекрестил себя, потом Чашу, но та и не подумала исчезать. Стояла на месте, словно деревянная посудина, забытая каким-то растеряхой-вилланом посреди леса.
– Матерь Божья! – воскликнул Робер. – Но почему я?
Вопль его остался без ответа. Пречистая, если и слышала, никак не прореагировала.
Промолчала и Чаша. Чудовищное порождение древних эпох, когда ангелы ходили по земле и беседовали с людьми, когда Господь являл свой гнев открыто, обращая в пепел города и насылая на людей саранчу и бури, она неведомо сколько столетий пребывала в спячке.
Орден сумел частично разбудить и использовать ее власть над огнем.
И только ощутив рядом с собой подходящую душу, Чаша проснулась полностью. Ее разум, прикосновение которого Робер ощутил вчера, был настолько чуждым всему человеческому, что величайшие мудрецы отступили бы, попытавшись понять его.
В душе молодого рыцаря царил страх – сила, попавшая в его руки, была чудовищной, а ее ноша – явно не по силам одному. Желание избавиться от опасного предмета, хотя бы спрятав его где-нибудь в чаще, боролось с чувством долга перед Орденом.
Магистр приказал доставить Чашу в Иерусалим.
Но она слишком опасна, чтобы использовать ее просто как оружие!
Но даже если спрятать Чашу, то это ничего не решит. Сокрытая, она вновь впадет в сон. Уничтожить ее не в силах даже само время, и через десять, сто или тысячу лет ее снова найдут. Попав в руки людей, она рано или поздно дождется того, кто сможет ее услышать.
И ведь может так случиться, что он не устоит? Пустит всю силу Чаши в ход…
И огненный Апокалипсис придет на землю. Принесенный руками не Антихриста, а человека…
– Матерь Божия, на тебя уповаю! – терзаемый сомнениями, Робер опустился на колени и принялся молиться Деве Марии.
Он просил небесную покровительницу Ордена Храма дать ему достаточно сил и терпения, чтобы снести тяжкую ношу, легшую на его плечи, просил мудрости, дабы остеречься от недолжных поступков, и смелости, чтобы противостоять врагам и невзгодам.
Лес вокруг молчал. Замерли лошади, затих ветер, не шевелились ветви, даже птицы перестали петь. Все словно тоже молилось вместе с человеком.
И только когда он поднял голову и расцепил сложенные перед грудью руки, все вновь пришло в движение, зашевелилось, зазвучало и ожило, в вечной какофонии жизни, которой наделил наш мир Господь.
Наскоро перекусив, Робер оседлал лошадей. Молитва помогла ему. Сомнения, если и не были побеждены полностью, отступили куда-то на край сознания, оставив твердую уверенность в том, как
